Как ни была коварна эта Пьерина Риччья, какие-то остаткипорядочности в ней еще жили, а может быть, это алчность побуждала ее покончитьс делом поскорее, но этой же ночью она встретилась с Трояндою в условленномместе и повела ее в один из кабинетов Аретино. Кошачьи глаза Джильи видели втемноте так же хорошо, как при свете. Она шла, не боясь быть пойманной,скользящим шагом призрака. Ну а Троянда, которая двигалась ощупью, изо всех силстараясь не отстать от Джильи, очень скоро сбилась с пути и никак не могласообразить, где они находятся. И вдруг тяжелые портьеры преградили ей дорогу.Троянда раздвинула их – что-то неуловимо-знакомое показалось ей в этомприкосновении! – и принялась вглядываться в темноту.

Джилья тем временем подошла к тяжелому шкафу, чьи очертанияедва можно было рассмотреть, и принялась в нем шарить. Раздалось дребезжание,очертания шкафа заколебались, как бы сдвинулись; Джилья удовлетворенно хмыкнула– ну а Троянда едва сдержалась, чтобы не надавать самой себе тумаков.

Hеудивительно, что прикосновение драпировок и самый воздухэтого помещения показались ей знакомыми! Здесь, закутанная в портьеры, онапростояла немалое время, слушая, как Аретино науськивает и стращаетрыжебородого пирата Хайреддина Барбаруссу, лживого Луиджи Веньера. И ведьзнала, знала же, что здесь есть тайник! Почему же оказалась столь глупа инесообразительна, почему даже не вспомнила об этом поставце с секретнойдверцей? Уж, казалось бы, кому-кому, а ей, знакомой с самыми тайными ходамимонастыря Мизерикордия, следовало хотя бы поискать ход в темницу. Нет… сидела иждала! Или впрямь Джилья способна напускать на людей злые чары: на Аретино –невстаниху, а на Троянду – оцепенение мыслей? Оправдать себя она могла толькотем, что слова «подземная темница» сочетались для нее со спуском куда-то вниз,а все подходы к подвалам, все двери нижних этажей в доме Аретино были запертылибо неусыпно охранялись. А они с Джильей находились во втором этаже и неспустились еще ни на одну ступеньку!

Впрочем, как выяснилось уже через минуту, спускаться им ещепредстояло долго… вернее, одной Троянде, потому что Джилья в тайник и шагу нешагнула. Ну что же, в самом деле: свое обещание она выполнила, ход показала –дальше Троянде приходилось рассчитывать лишь на свою удачу (или неудачу, это ужкак бог даст!).

– Смотри не забудь! – наставляла ее Джилья напоследок, сунувТроянде в руки свечной огарочек, столь малый да тусклый, что едва рассеивалтьму. – Стражник тебя пропустит без слова, я с ним все уладила, – но он будетдумать, что это я, а потому молчи как рыба, даже если он захочет с тобойполюбезничать. Впрочем, он свое уже вчера получил, а поскольку знает, что устен могут быть уши, думаю, предпочтет молчать.

С этими словами она втолкнула Троянду в узкий лаз. Тамедленно, нашаривая ногой, спустилась на несколько ступеней – и резкообернулась, испытав вдруг мгновенный приступ ужаса: а вдруг Джилья вздумаетподшутить и закроет потайную дверь? Что, если механизм приводится в действиетолько из кабинета?..

Джилья, которая еще не ушла, чудилось, прочла ее мысли и,невидимая, тихо рассмеялась:

– Да ладно тебе! Что я, уж вовсе зверь, что ли? А потом, незабудь: сто тысяч маленьких хорошеньких стражников охраняют тебя! В золотыхдоспехах!

Да, похоже, Джилью следовало благодарить прежде всего за еенепомерную жадность!

Не описать, сколько страхов и опасений испытала Троянда,меряя ногами бесчисленные ступеньки! И когда из тьмы вдруг выступила еще болеетемная фигура – стражник, – ее так трясло, что она бы не смогла пуститься с нимв разговоры, даже если бы хотела. По счастью, ему и самому было не по себе,поэтому он только махнул рукой Троянде, приказывая подождать, и принялсяотпирать тяжелый замок. Ключ скрежетал, словно рычал какой-то зверь, и уТроянды сжалось сердце, стоило представить, сколько смятения, внезапных надежди разочарований вот уже который день вызывает этот звук в душе узника. Какимона найдет его? Отчаявшимся, обессиленным? Или он тоже видит в ней причину всехсвоих несчастий, а потому Троянду встретят грубость, оскорбления, презрение? Аведь она пришла спасти его. Вот этот черный тяжелый плащ надет не зря: он какбы растворяет человека в темноте, сливает его с мраком. Часовому ни за что неуглядеть, чья фигура, мужская или женская, скрыта этим плащом. Григорию тожепридется молчать, и тогда стражник будет оставаться в уверенности, что этоДжилья пришла – Джилья и ушла… до тех пор, пока не пройдет достаточно времени иТроянда не сочтет возможным открыться: начнет колотить в дверь, поднимет крик,мол, русский оглушил ее, сорвал плащ и бежал, воспользовавшись темнотой.Конечно, Григорий может заупрямиться, он ведь благородный человек и не захочетподвергать ее опасности, но она скажет, что Аретино ей все простит, потому чтолюбит ее. Ну, побранит, конечно, но не убьет же! Надо говорить как можно болееубедительно. Григорий должен поверить, что она хочет лишь отплатить добром задобро, но ничем не рискует…

Чудилось, уже век она стоит под дверью, и ждет, и трепещет,и сомнения грызут ее, словно стаи летучих мышей, внезапно налетевших из тьмыподземелья, – но вот наконец замок поддался, дверь отворилась, Троянда вошла вкамеру, с дрожью услышав, с каким лязгом затворилась за нею тяжелая створка, –и тут же огарочек выпал у нее из рук. Она еще успела услышать, как он, зашипев,погас на сыром полу, а потом на голову обрушился удар – и тьма завладела всемее существом.

* * *

Как и было обещано, в боковом канальчике, больше похожем накрошечную бухточку, его ждала лодка. Сидевший на веслах матрос, похоже, извелся– так вскинулся, так взволнованно залепетал:

– Monsier, monsier Gregore! Vivat!

Он был из Марселя, его так и звали – Марсель, и Григорий, несчитая своих, русских, всегда предпочитал бесшабашного француза остальнойкоманде. Сейчас он был рад увидеть именно его, потому что Васятка еще прикованк постели, а Прокопий… ну, Прокопий, понятное дело, стережет деньги.

Марсель протестовал, но Григорий все же схватил одно весло.И быстрее догребут вдвоем, и так хочется поразмяться! Все тело его застоялось,засиделось, залежалось за эти несколько мучительных дней. И гнусный запахсырости въелся во все складки, во все поры! До смерти хотелось сейчас жеплюхнуться в воду, смывая тюремную грязь, но Григорий опасался тратить время.Он все еще не верил, что нет погони.