Офицеры молчали. Их настораживала, а после Аламеи пугала перспектива дальнейшего развития цивилизации по пунктирной линии несгибаемого Крэмберга: допуск для всех и в любых условиях. Моральная безупречность или смерть. Почему, связанные допуском, они должны встречаться в бою со «свободными»? Как тот же крейсер на Аламее? Но бесконтрольное оружие пугало людей, привыкших начинать свой день с показаний агрмометра, не меньше, чем взрыв термоядерной боеголовки. Сейчас в их кобурах бластеры с допуском, но что произойдет, если его изъять? Кто-то из компании спокойно может встать сейчас и перестрелять всех.

Ясно, что Крэмберг не пойдет ни на какие поправки к допуску. Убеждать его в необходимости создания спецотрядов со свободным оружием – все равно что резать пальцем камень, но они могли объявить межпланетный референдум и тогда… После Аламеи простые граждане, не искушенные в тонкостях допуска, окажутся в оппозиции к Крэмбергу. Военным так и не удалось связать допуском некоторые взрывчатые вещества, яды, холодное и бактериологическое оружие. Тигры космоса перебивали бластеры, танки, флаеры, мины, а теперь принялись и за дестроеры – оружие массового поражения.

– Судьба цивилизации в наших руках, – произнес Гуревич. – Я знаю, на что мы идем, но кто из нас не совершил бы кражу, предотвращая убийство? Не пошел бы на преступление, чтобы предотвратить еще большее зло? Я не боюсь стать агриком, не боюсь замараться, чтобы навсегда очистить космос. Свободное оружие – это зло. Возможно, взявший его, разрушит сам себя. Пусть так. Мы возьмем на себя эту ношу во имя будущих поколений – станем могильщиками зла, похоронив его вместе с собой. Останемся по ту сторону крышки гроба.

«По ту сторону крышки»…

– Кто за поправку к допуску Крэмберга?

Командующие космическими флотами, планетарными округами, орбитальными армиями голосовали. Просто поднимая руки, как это делали их предки в далекой древности. К удивлению Гуревича, собравшиеся у него шестнадцать офицеров проголосовали почти единогласно. Лишь двое были против, и один воздержался.

– Мы отправимся к Крэмбергу немедленно, – сказал генерал. – Мы добьемся того, чтобы вопрос о поправке был вынесен на всеобщий референдум. Сейчас идет подготовка к немедленной ликвидации на Аламее Зимина, свободное оружие пришлось бы здесь очень кстати.

Баталову сообщили, что мегаполис на Аламее уничтожен. До истечения ультиматума оставалось двадцать шесть минут, до отправки Олега в радиоактивную пустыню чуть больше. Обратный отсчет на руке обладателя Шлема силы мигал цифрами, но шокированный известием Баталов не обращал на него внимания.

Все шло к этому, но сейчас в то, что мегаполис уничтожен, не верилось. Это было за гранью понимания нормального человека. Как можно взять и убить ни в чем не повинных людей? Во имя какой высшей цели? Как должны чувствовать себя люди, виновные в массовом убийстве? У Баталова в голове не укладывалось, почему, по какой такой причине, Илья Зимин все еще не сошел с ума? Перечеркнуты миллионы жизней, а Фарма продолжал гнуть свое. Следующий пуск ракеты намечен им через пять часов!

Вторым шоком стал всеобщий референдум. Гражданам Федерации предлагали сделать поправку к закону о ДОКе – вооружить часть армии свободным оружием. Замараться, чтобы очистить космос, как выразился Гуревич. Свободные солдаты по ту сторону крышки гроба…

Баталов проголосовал против, а потом вновь потребовал усиленный экзоскелет и аннигилятор. Мир катился в бездну. Допуск – его основание, поддерживающий стержень, еще немного и он мог надломиться.

– Экзоскелет и аннигилятор! – орал Баталов, барабаня в дверь помещения, в котором его держали. – Я остановлю Зимина!

И без этого спецслужбы видели каждый его шаг, движение, слышали каждое слово, но они опять медлили. Наконец дверь открылась, вошел Константин. Без экзоскелета и без оружия.

– В чем вы теперь меня подозреваете? – спросил Олег.

– Как вы намерены противодействовать Зимину?

– Окажусь на Аламее, представлю борт дестроера Фарму. – Баталов понял опасения сотрудника ГСБ. – Если бы я хотел убить президента или кого-то еще, я бы сделал это и без вашего аннигилятора. У Зимина горы перебитого оружия, снарядить убийцу для него не проблема.

Вошел Гуревич.

– Одно дело перебросить через десятки световых лет желтый цветок, совсем другое – экзоскелет, боеприпасы и аннигилятор, – сказал он. – Если бы Шлем силы был на это способен, Зимин наведался бы к Крэмбергу лично, а так послал вас. Вы очень опасны, Баталов.

Олег взглянул на Константина. Всякие слова сейчас были бессмысленны, Гуревич убедил всех, что к ним прибыл киллер.

– Предатель! – выдохнул Баталов. – Зимин убивает, потому что он одержим местью, ты – ради власти. Я вернусь за тобой! Вернусь с того света!

Баталова схватили за руки вбежавшие охранники.

– Плевать на оружие, дайте мне защитный костюм, снабдите его радиомаяком, – вырывался Олег. – А лучше – вживите его в меня. Я приведу вас к Фарме! Останется только ударить ракетой.

Живое наведение на цель. Пусть безоружный, но Баталов окажется на борту «Трояна», и тогда дестроеру не уйти. Константин еле заметно кивнул Гуревичу.

– Без костюма, – сказал генерал. – Чтобы не вызывать у террористов подозрений. Я уверен, Зимин не стал бы атаковать город, в который должен вернуться его парламентарий – терять телепорт.

Гуревич разом убивал двух зайцев. По прибытии Баталов получит смертельную дозу радиации. Перед тем как умереть, у Олега будет время только на то, чтобы навести планетарные силы на Зимина, для того, чтобы вернуться на Землю сил уже не останется. Гуревич избавлялся от свидетеля и Фармы, получал свободное оружие и неплохой пример жертвенного героизма для будущих подразделений ССД – «живую торпеду».

– Согласен? – спросил генерал. – Времени у тебя в запасе, – он взглянул на таймер на руке Баталова, – семь с половиной минут.

Константин побледнел, покраснел, потом отвернулся. Спорить с Гуревичем он не мог. Или уже не смел. По предварительным результатам референдума, человечество проголосовало за поправку к ДОКу. Кто возглавит службу свободного оружия, догадаться было нетрудно.

Послужить «живой торпедой»?

Олегу не исполнилось еще и тридцати. Идти на смерть, когда в тебя стреляет танк-невидимка или рубит сплеча абориген в Колизее, оказывается, легче, чем принять решение, сидя хоть и в относительной, но безопасности.

До телепортации на Аламею оставалось семь минут.

– Я согласен, – сказал Олег и повернулся к Гуревичу спиной.

Вызвали врача, последовал короткий укол. Радиомаячок имплантировали под правую лопатку. «Живая торпеда» готова к запуску.

Пошла третья минута.

Неожиданно правая рука Баталова быстро по локоть покрылась серебристым веществом. Волна пошла с запястья, казалось, вещество нарастает прямо из воздуха. Так могли работать триллионы нанороботов, создавая нечто зримое и осязаемое из ничего. Сенсорная шкала напоминала шкалу на левой руке, но Баталов понял, что это все, что угодно, но не дублирующая функция. И не он один.