я… Я так долго убеждал себя в том, что мне не нужна семья, потому что не мог ее обрести, но очень сильно хотел. – Саша замотал головой, сглатывая ком. – И потому очень глубоко в душе, даже услышав о тебе столько плохого, я надеялся, что все это неправда. Я не мог поверить, что как сын не был нужен ни тебе, ни Дирку. Гений, наследник, богач. Кто угодно, но не любимый сын. Мне было бы достаточно знать, просто знать, что ты не всегда видела во мне обузу и что ты хоть немного любила меня!

Она обхватила руками его лицо и большим пальцем стерла слезу. Саша прикусил губу. Медленно, с опаской он приблизился к ней вплотную, уткнулся лбом ей в плечо и обнял. Ее кожа была холодна, а грудь не вздымалась при вздохе.

– Тогда ты вверила меня любящей Марлин, потому что хотела, чтобы я получил воспитание, – заговорил он спокойным тоном. – Разве тебе было не все равно, каким я вырасту? Так почему ты хотела этого? Ведь если бы… Если бы… – Он зажмурился, сдерживая слезы.

– Ты и сам знаешь почему.

– Я хочу услышать это от тебя, – поднял он голову и взглянул на нее с мольбой. – Скажи это хотя бы сейчас. Хотя бы потому, что я хочу этого.

Инджеборг отступила назад, многозначительно качая головой.

Комната утонула в алом мареве. Со стороны повеяло удушающим жаром. Саша обернулся к окнам. Обломки самолета горели прямо в саду. На переднем фюзеляже из-под толстого слоя копоти выглядывал герб их семьи – черный орел с распущенными крыльями в короне с крестом.

В груди все сжалось от ужаса. Тот самый самолет, на котором разбилась Инджеборг.

Он обернулся к матери, но ее уже не было.

Языки пламени облизывали занавески, перебрасываясь на стены, картины и мебель. Запах гари заполнил легкие, но Саша не чувствовал тошноты. Перед ним рухнула горящая балка. На мимолетную, почти незаметную секунду ему захотелось, чтобы она упала прямо на него.

36. Заговор

От резкого вздоха грудь сковало болью. В ушах стучала кровь, и Саша мог почти услышать свое сердце.

Он сел на пол и смахнул прилипшие к лицу волосы, когда ощутил влагу на своей ладони. По холодной мокрой щеке скатилась горячая слеза. Он не успел придать этому значение, машинально вытер лицо рукавом пальто и встал на ноги.

На наручных часах семнадцать ноль-ноль. Он пробыл в Зазеркалье полтора часа.

В голове бешено проносились сотни мыслей об увиденном, и лишь спустя полминуты Саша смог вычленить среди них главную: «Какой же все-таки пароль?»

Никто не говорил о нем. Никто ничего не записал. И установила его вовсе не Селестия, а тот, кто дал ей этот сейф. Люк Краус.

Знания о нем были слабым местом Саши, ведь он не знал о дедушке практически ничего. Люк, впрочем, раньше никогда не привлекал его внимания: из записей в дневниках Саше стало ясно, что он ни во что не впутывался и был, пожалуй, единственным незапятнанным звеном в истории Клюдеров.

Но пароль…

Всего две попытки.

Саша медленно зашагал к сейфу. От волнения каждый шаг давался с трудом.

Он схватился за стенки сейфа и чуть сгорбился над ним, вглядываясь в крошечный экран и панель для ввода пароля.

– Это то, что было ему очень дорого. Или… кто?

Он медленно выпрямился, вспоминая записи из дневника Авроры. Сознание лихорадочно цеплялось за обрывки видений с подробностями о Люке. И выделило некоторые из них.

Саша взглянул в лист со всеми перепробованными паролями, чтобы убедиться, что догадка верна. В списке из двадцати восьми вариантов не нашлось ни одного, который был бы близок к его ответу.

Он занес руку над панелью и остановил палец в сантиметре от первой кнопки. Медленно, выдерживая паузу после нажатия на каждую, он ввел имя. Осталось нажать зеленую кнопку ввода. Или стереть все к черту и снова хорошенько обдумать.

В горле пересохло. Он облизнул губы, оттолкнулся от сейфа и задрал голову к высокому купольному потолку, сгибая и разгибая пальцы.

Сомнения все еще терзали его, но решение было принято.

Он нажал на кнопку ввода и закрыл глаза.

Послышался протяжный писк. Затем глухой хруст. Столик, на котором стоял сейф, вздрогнул.

Саша открыл глаза. Дверца сейфа была приоткрыта, а на экране зеленым светилось «Инджеборг».

«Получилось! – воскликнул бы он от восторга и свалившегося с его шеи камня, но нужно было спешить. – Больше всего на этом свете Люк любил свою дочь, мою маму. И она была первой, о ком он мог подумать».

Саша открыл дверцу сейфа. На дне покоился черный кожаный конверт. Открыв его, он вытащил несколько листов бумаги и уставился в формулы.

Все тело прошиб ледяной озноб.

– Я не понимаю, – прошептал он одними губами.

Саша пробежался взглядом по строкам второго листа, как вдруг услышал приближающиеся шаги.

Двери с противным скрипом отошли к стене.

– Вижу, мой мальчик, ты разгадал пароль, – хлопнул в ладони Гедалия и встал в нескольких метрах от него.

Саша не развернулся к деду. Даже не шелохнулся. Казалось, он его словно не замечал.

Наконец он опустил руку и до хруста сжал в кулаке бумаги.

– Эй, осторожнее! Это очень важные документы, – усмехнулся Гедалия.

Саша медленно развернулся к нему. Тихое, не присущее ему бешенство нарастало в широко распахнутых глазах, и вместе с этим в них можно было увидеть страшную боль и обиду.

Гедалия покачал головой, странно улыбаясь.

– Что же, двух клочков хватило, чтобы ты прозрел?

Саша сильнее сжал бумаги, не сводя с мужчины буравящего взгляда.

– Почти пятьдесят лет… – Устрашающий шепот эхом вернулся к ним. – Почти пятьдесят лет вы и ваше проклятое семейство наблюдали за тем, как миллиарды людей гибнут, в то время как у вас уже было решение.

– Ты – часть этого семейства, – напомнил Гедалия.

– Да черта с два! – прорычал Саша. Он замотал головой, словно отрицая эту правду. – Это ведь вы стояли за освобождением Селестии. Да, я выяснил это. Это вы наняли ее, чтобы она создала антидот. – Принц поднял руку с бумагами. – И она создала. Бьюсь об заклад, она успела не только настрочить эти элементарные формулы! – Он схватил нижний листок свободной рукой. – Как и не менее элементарную формулу вируса.

– Для тебя, быть может, и элементарные, но среднестатистическому ученому понадобятся годы, чтобы вывести формулу идеального антидота, – заметил Гедалия.

– Но на это уж точно не понадобилось бы пятьдесят лет. И даже пять. И, судя по формуле, вирус не должен был быть «неуловимым». Его все это время можно было вычислить! – От новой волны осознания он замер. – Фирмы, которые предоставляли мне информацию о больных, отчеты об исследованиях, даже биологические материалы больных… Они все ваши.

– Верно, – в голосе Гедалии прослеживалась попытка успокоить его.

– Вы дурили меня, вы дурили весь мир, вы и ваши дочерние компании! Все это