Он видит, что младший сын смотрит на него, и кивает.

— Да. Он сейчас что дикий зверь. Людоед. И если мы не найдёмспособа удержать его, нам придётся его убить. Ты понимаешь?

Скотт кивает. Потом с его губ срывается громкое рыдание,которое звучит как крик осла. Всё с той же нежностью отец тянется к нему,вытирает соплю из-под носа, сбрасывает на пол.

— Тогда перестань хныкать и помоги мне с этими цепями. Мыиспользуем центральный столб и стол с печатным станком. Этот чёртов станокдолжен весить четыре, а то и пять сотен фунтов.

— А если этого не хватит, чтобы удержать его? Спарки Лэндонмедленно качает головой.

— Тогда не знаю.

Лёжа в постели рядом с будущей женой, слушая, как скрипит наветру отель «Оленьи рога», Скотт говорит:

— Этого хватило. На три недели, во всяком случае, хватило.Вот где мой брат Пол провёл своё последнее Рождество, последний Новый год,последние три недели своей жизни… в этом вонючем подвале. — Он медленно качаетголовой. Она чувствует движение волос по её коже, чувствует, какие они влажные.Это пот. Пот и на лице, так перемешавшийся со слезами, что она не можетсказать, где что.

— Ты не можешь представить себе, Лизи, какими были эти тринедели, особенно когда отец уходил на работу и в доме оставались только он и я,оно и я…

— Твой отец уходил на работу?

— Нам надо было есть, не так ли? И платить за топливо длякотла, потому что обогреть весь дом дровами не получалось, хотя мы и старались.Но прежде всего нельзя было вызывать у людей подозрений. Отец мне всё этообъяснил.

Само собой, объяснил, подумала Лизи, но не озвучила своюмысль.

— Я предложил отцу порезать его и выпустить яд, как онвсегда делал раньше, но отец ответил, что толку не будет, порезы не помогут,потому что дурная кровь воздействовала на мозг. И я знал, что воздействовала.Это существо ещё могло думать, но только самую малость. Когда отец уходил, онозвало меня по имени. Говорило, что приготовило мне бул, хороший бул, а в концебудет шоколадный батончик и бутылка «Ар-си». Иногда даже говорило с интонациямиПола, поэтому я подходил к двери в подвал, прикладывал ухо к дереву и слушал,даже зная, что это опасно. Отец сказал, что это опасно, велел не слушать ивсегда держаться подальше от подвала, когда я оставался один дома, зажимать ушипальцами и читать вслух молитвы или кричать: «Будь ты проклят, будь проклят тыи лошадь, на которой ты прискакал», потому что и крики, и молитвы вели к одномуи тому же и по крайней мере могли позволить не слушать это существо. Отецсказал, что Пола больше нет и в подвале привязан бул-дьявол из страныКровь-булов, и он сказал: «Дьявол может зачаровывать, Скут, никто лучшеЛэндонов не знает, как дьявол может зачаровывать.

И Ландро до них. Сначала зачаровывать разум, потом выпиватьсердце». По большей части я делал то, что он говорил, но иногда подходил кдвери подвала и слушал… и притворялся, будто в подвале Пол… потому что я еголюбил и хотел, чтобы он вернулся, не потому, что я действительно верил… и яникогда не вытаскивал засов…

Долгая, долгая пауза. Его тяжёлые волосы беспрерывно елозятпо её шее и груди, и наконец он говорит, с неохотой, детским голосом:

— Ну, однажды вытащил… и не открыль дверь… я никогда неоткрывал дверь, пока отец не возвращался домой, а когда отец был дома, Полтолько кричал, гремел цепями и иногда ухал, как сова. А когда ухал, отец,случалось, ухал в ответ… это была такая шутка, знаешь ли, отец ухал на кухне, асу… ты знаешь… ухало прикованное в подвале, и я страшно боялся, пусть и знал,что это шутка, поскольку казалось, что они оба безумны… безумны и разговариваютдруг с другом, как зимние совы… и я думал: «Только один остался, и это я.Только один, кому дурная кровь не ударила в голову, и этому одному нет ещё иодиннадцати, и что они решат, если я пойду в «Мюли» и всё расскажу?» Но неимело смысла думать о «Мюли», потому что если бы он был дома, то побежал бы замной и притащил назад. А когда его не было… если бы мне поверили и пришли в нашдом со мной, то убили бы моего брата… если мой брат ещё был в том существе… аменя поместили бы в приют. Отец говорил, что, не будь его, нас с Поломотправили бы в приют, где твой крантик зажимают прищепкой, если ты писаешься поночам… и большие дети… ты должен ночами отсасывать большим детям…

Он Замолкает, пожимает плечами, зависнув между настоящим,где он сейчас, и прошлым, где был. За стенами отеля «Оленьи рога» завываетветер, при его порывах здание стонет. Ей хочется верить, что рассказанное им неможет быть правдой (что это какая-то яркая и ужасная детская галлюцинация), ноона знает: всё правда. Каждое слово. И когда он прерывает тишину, она слышит,что он пытается избавиться от детских интонаций, пытается говорить каквзрослый.

— В психиатрических клиниках есть люди, чаще всего это людис повреждённой лобной долей мозга, которые регрессировали до животногосостояния. Я об этом читал. Но этот процесс обычно занимает время, не один год.А с моим братом это случилось мгновенно. И как только это случилось, как толькоон перешёл черту…

Скотт сглатывает слюну. В горле что-то щёлкает — так громко,будто кто-то повернул выключатель.

— Когда я спускался по лестнице в подвал с его едой, мясом иовощами в железной миске, как приносят еду большим собакам, вроде датского догаили немецкой овчарки, он до предела натягивал цепи, которые удерживали его устолба, одна за талию, вторая — за шею. Из уголков рта текла слюна, и он словновзмывал в воздух, крича и визжа, как бул-дьявол, но в результате цепь душилаего, и он замолкал, пока воздух вновь не заполнял лёгкие. Ты понимаешь?

— Да, — едва слышно отвечает Лизи.

— Надо было поставить миску на пол (я до сих пор помню воньэтой грязи, над которой мне приходилось наклоняться, мне её не забыть до концасвоих дней), а потом толкнуть её вперёд, где он мог её достать. Для этого мыиспользовали черенок от грабель. Нельзя было приближаться к нему. Он могсхватить тебя, притянуть к себе. И я без слов отца знал: если он поймает меня,то тут же начнёт пожирать, живого и кричащего. И это был мой старший брат,который делал булы, который меня любил. Без него я бы не выжил. Без него отецубил бы меня, прежде чем мне исполнилось бы пять лет. Не потому, что хотел,просто и в нём хватало дурной крови. Мы с Полом выжили, потому что держалисьдруг за друга. Система взаимовыручки. Ты понимаешь?

Лизи кивнула. Она понимала.

— Только тот январь мой брат встретил в подвале, прикованныйк столбу и столу, на котором стоял тяжеленный ручной печатный станок, и егожизненное пространство ограничивалось дугой из кучек говна. Он натягивал цепидо предела, приседал и… срал.