Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словом, передо мной стоял щеголеватый человек средних лет и вкрадчиво улыбался. В таких сразу узнаешь сомнительных деляг. Так вот он каков, Серж Баранчиков, о котором говорил Иквашин. Серж бесцеремонно взялся за пуговицу моего пиджака и вкрадчиво проговорил:
– Надо потолковать.
– Что ж, присядем, потолкуем, – я указал на ближайший диван.
– Нет, разговор предстоит деловой, подробный, хотелось бы специально условиться.
– К сожалению, занят. Никакие другие дела, кроме тех, что на письменном столе, меня не интересуют.
– Вот как раз о том, что у вас на письменном столе, и пойдет речь.
– А я как раз это и не собираюсь ни с кем обсуждать, – мой ответ звучал жестко.
– Напрасно, напрасно, – возразил Баранчиков, – помните: литература часть общепролетарского дела. Основополагающее положение.
– Вы критик, издательский работник?
– Как будет угодно. Представляю интересы кооператива и буду говорить от его имени.
– Какого кооператива?!
– Узнаете. Что стоит потратить полчаса на беседу? Она, уверяю, окажется небесполезной.
В это время затрещали звонки, приглашавшие в зал. Я обрадовался и повернул от Баранчикова. Он ухватил меня за локоть.
– Мы не условились о встрече. Она, поверьте, необходима и вам и мне. – И тут же предложил: – Завтра на Васильевской, часа в три. Пообедаем, поговорим. Идет?
– Завтра не могу.
– Тогда послезавтра, дольше оттягивать ни в ваших, ни в наших интересах.
Поднимаясь по лестнице – мы уже отдалялись друг от друга, – Баранчиков бросил:
– Послезавтра на Васильевской ровно в три. Обязательно!
Я зарезервировал день для того, чтобы подыскать предлог не встречаться с Баранчиковым, против которого сразу настроился. Но день прошел, за делами я не подумал о предлоге.
В нашем деле как? Пишется, не пишется, а за рабочим столом посиди, отдай положенное. Ученые говорят: отрицательный результат – тоже результат. Так и у литератора: сегодня мучился, работал, ничего не вышло, значит, думай – почему не вышло. Завтра начни с другого конца, придумай другой поворот, другой заход. Ищи, пока не найдешь.
И на другой день я твердо решил не встречаться ни с каким Баранчиковым, пусть катится к черту.
Не вышло. Ровно в двенадцать дня раздался звонок. Трубку взяла Марина. Поговорив с минуту, стукнула палкой в потолок, что означало: я должен снять трубку параллельного телефона. Звонил Баранчиков. Где раздобыл дачный телефон? Для таких, видимо, невозможного нет, и отделаться от него себе дороже. Пришлось переменить решение.
В три часа я был на Васильевской. Баранчиков ждал, предупредительно наклонив кресло к столу. Только я появился в дверях, Серж встал, двинулся навстречу и проводил к столику.
– Не удивляйтесь, не удивляйтесь моей настойчивости, – начал он, – того требует дело.
– Но я даже не догадываюсь, о каком деле пойдет разговор.
– Сейчас все разъяснится. Не зря же за вами гоняюсь. Давайте для начала закажем еду и питье. Что будете пить?
– Я за рулем.
– Подумаешь, я тоже за рулем, но пару рюмок хлопну. Неужели так боитесь милиции? Или у вас среди стражей порядка нет своего человека?
– Как это своего?
– Да так. Расходы окупаются. Верьте слову.
– Ладно, ближе к делу.
– Хорошо. Вы пишете роман? О чем?
– Странный вопрос – роман и роман. Не люблю до времени распространяться.
– Допустим. А с лягавыми зачем крутите?
– Не понимаю, с какими лягавыми?
– Лягавые – это лягавые. Милиция, следователи. Вы же в следствии участвуете.
Стало ясно, откуда ветер дует. Выходит, судьба подбрасывает одного из тех, кого я собираюсь вывести в романе. Что ж, на ловца и зверь бежит. Стоит присмотреться.
– В следствии-то принимаете участие? – Серж не только нахален, но и, надо отдать должное, смел. Прет напролом. Ну, Серж!
– Удовлетворял писательское любопытство. Должен же знать то, о чем берусь писать.
– Но у вас и без этого материала навалом.
– Откуда вы знаете?
– Мы много знаем.
– Кто это мы?
– Мы – это мы. При случае познакомитесь не только со мной.
– Сомнительное удовольствие.
– Но не бесполезное.
– Пожалуй, соглашусь. Но хватит собранного материала или нет – позвольте определять мне.
Серж, пропустив мои слова мимо ушей, продолжал:
– Вы написали большой очерк для журнала, насытили до предела фактическим материалом, хорошо им владеете. Сколько лежит очерк в редакции?
– Два года.
– И дальше будет лежать. Это я обещаю.
Услышав такое, я возмутился, но сдержался и только вымолвил:
– У вас такая власть?
– Кое-какая имеется, – скромно отвечал Баранчиков.
– Почему вас беспокоят мой очерк и мой роман?
– В очерке вы называете некоторых лиц и, видимо, надеетесь, что после опубликования кой-кого настигнет кара?
– Это не мое дело.
– Но зато наше.
Баранчиков играл со мной, разговаривал то сладковато-умильно, то нарочито жестко. Теплый взгляд и улыбочка сменялись озабоченностью, серьезной строгостью. Серж склонял голову то в одну сторону, то в другую, то приближался ко мне, заглядывая в глаза, то глядел в сторону, отдаляясь. Делал вид, что все предоставляется на мое рассмотрение, мол, подумай-подумай, дело твое, но будет лучше, если поступишь, как внушаю.
Я старался разгадать, что представляет собой этот тип, из каких побуждений действует. Неудавшийся актер, журналист-надомник, есть и такие, несостоявшийся писатель? Он вполне мог быть и тем, и другим, и третьим. Но несомненно был и еще кем-то.
Я решил не церемониться.
– Отвечайте прямо – кто вы и от чьего имени действуете?
Замешательство отразилось на лице Баранчикова. Видимо, на прямые вопросы он не любил отвечать.
– Тружусь в кооперативе, – уклончиво сообщил Серж.
– И от имени кооператива лезете в мои дела?
– В основном так.
– Это издательский кооператив?
– Отчасти и этим занимаемся.
– Каким же образом моя работа интересует ваш кооператив?
– Вы популярный автор. На вас можно неплохо заработать. А потом о кооперативах и о нас, кооператорах, чего только не плетут. Перо у вас хлесткое, так вымажете, дышать нечем будет. И сейчас невмоготу.