А за плащом вернусь завтра, когда всё уляжется.

Ишь, чего выдумал. Ему я нужна.

А он мне — нет.

«Се ля ви!» — как говорят французы.

«Любить — значит желать другому того, что считаешь за благо, и желать притом не ради себя, но ради того, кого любишь, и стараться по возможности доставить ему это благо».

Еврипид

Все воскресенье я просидела дома. Даже пролежала, если говорить откровенно. Выходить из комнаты не хотелось. Видеть людей и нелюдей — тоже.

Огнеда щебетала влюбленной пташкой, любовалась кулоном и собиралась вечером идти на свидание с Лёксом.

Хоть кто-то получил заслуженную порцию любви. Благодаря празднику они объяснились и решили быть вместе.

— Пока повстречаемся до окончания академии. А там, если не передумаем… — Огни мечтательно подняла глаза.

— А как же свобода и независимость? — окликнула ее из-под одеяла.

Жаль, что пирожные Петра кончились. Хоть какая-то от него была польза.

— В любви свобода и есть. Думаешь, так просто — любить кого-то? Для этого нужна свобода чувств, сила души и готовность пожертвовать своей независимостью!

— Да ты философ сегодня!

— И не говори! — ведьмочка рассыпала по плечам кудряшки и счастливо улыбнулась. — Но больше всего я рада, что наш союз одобрен богиней. Она прошептала, что мы проживем долго и счастливо. И у нас будет трое деток.

— Вот как?

— Да. Правда, она каждому нашептала свое. Лёкс говорил, что ему предсказала службу в ледяных пещерах. Мне даже страшно стало. Немного… Очень опасное место, и служить на раскопках не каждый может.

— Холодно?

— Нет. Много излучений. Здоровье портится, да и опасность вторжения есть. Потому что из-за месторождения камней невозможно стабилизировать магический фон. Поэтому и нестабильность порталов. В любой момент может открыться портал и оттуда вылезти какое-нибудь жуткое чудовище.

— Ты поедешь с ним?

— Конечно, — Огни даже не раздумывала. — Если меня не возьмут на работу из-за несоответствующей квалификации, буду приглядывать на правах подруги.

— Приглядывать? — усмехнулась я.

Огромный шкаф-боевик и маленькая юркая ведьма. Кто за кем приглядывать должен?

— А как же! Он у меня такой рисковый! — восторженно ответила Огни и унеслась в ванную прихорашиваться.

А понедельник принес первые неприятности. Во-первых, весь факультет домоводства сняли с первых двух пар и вызвали в деканат. Какими словами крыла мадам Мутти — не передать! Я не понимала половину, но очень впечатлилась.

Причем попало не только четвертому курсу за корявое любовное зелье, но и всем нам — за то, что мы плохо учимся, не стараемся и вообще безответственны.

— Будто я не знаю, что Эддингтон написал донос! — фыркнула мадам Мутти. — Обвинил нас всех в бесталанности. Нас, самых прилежных студенток во всем Лацио! — потом она остановилась на мне, и ее взгляд смягчился: — Алиса! Ты ниспослана нам судьбой. Не иначе!.. Пожалуйста, уговори Артура отозвать свое прошение. Пусть он напишет другое письмо в Министерство и объяснит, что наши девочки всё-таки на что-то способны…

— Я не знаю, мадам Мутти! — честно ответила я. — Любовное зелье спало, и декан Эддингтон, наверное, уже не испытывает ко мне сильных чувств.

— Жаль!

Грозным взглядом она обвела притихших девчонок.

— То, что вы подлили всем преподавателям любовное зелье, было жестоко. Цамир рассказала мне про изначальный план. Вот это было дело! Но даже его вы не смогли аккуратно провернуть. И что теперь получается? Нас ненавидит половина академии, все те, кто вчера признавался друг другу в чувствах, сегодня чувствуют себя обманутыми. Вы же не только преподавателей опоили. Я так понимаю, что несколько бутылок ушло и в народ.

— Мы хотели подстраховаться! — жалобно пискнула Киана.

Лучше бы она промолчала! Я вот не знала, что девчонки не одну бутылку подменили, а несколько, чтобы вино с зельем точно попало на преподавательский стол.

И кто-то из студентов тоже испытал муки «настоящей и страстной любви».

— Подстраховаться! А как вы объясните клану белых лис, почему их вожак вдруг воспылал любовью к магичке? И даже успел с ней обручиться весьма недвусмысленным образом?! — передразнила мадам Мутти и снова вспыхнула: — А мне как прикажете смотреть в глаза ректору Бросснею? Вы об этом подумали?

— А что случилось? — спросила какая-то святая наивность со второго курса.

— Что случилось?! Случилось непоправимое! — деканша густо покраснела. — А я ведь не собиралась заводить с ним шашни. Вообще. Он старше меня на несколько десятков лет. Вообще не собиралась устраивать личную жизнь в академии. Это антипедагогично. А подпаивать мужчину, чтобы… эм… ну, в общем, тоже некрасиво. Очень некрасиво получилось!

— Простите! — хором покаялись мы, а мадам Мутти снова глянула в мою сторону:

— Алиса, и всё же постарайся!

Легко ей говорить. На лекцию по защите жилища мы всё-таки успели. Только Эддингтон снова натянул на себя маску безэмоционального напыщенного препода, и подходить к нему с просьбами я не решилась.

Стало боязно. А вдруг он меня ненавидит? Или обвиняет в том, что случилось в День всех влюбленных?

Он ни разу за всю лекцию не посмотрел в мою сторону!

Зато уборка во вторник утром прошла под бдительным вниманием Петра. Пришлось уже мне учиться выдержке, натягивать маску невозмутимости и не шарахаться от Петра каждый раз, когда он внезапно появляется на лестнице.

— Алиса, выходи за меня! — первое, что сказал магистр, когда услышал, что я вошла в дом.

Спустился вниз, одетый, как всегда, с иголочки.

Вот только меня совсем не интересовало его предложение. Как и он сам.

— Магистр Рейвс, я пришла по важному делу и не могу отвлекаться на разговоры! — тактично ответила я.

Пусть уже поймет, что во время мытья полов говорить о любви как-то неправильно. И уйдет, наконец, в свой кабинет.

— Алиса! — с укором протянул он, но я решительно прервала его тираду:

— Позвольте мне убраться у вас дома. Не мешайте. Что вы хотите на завтрак?

— Твой поцелуй, — был ответ.

Невозможный мужчина! Однако и я не лыком шита.

Спокойно пожала плечами:

— Это невозможно. Что-нибудь еще?

— Твое сердце на десерт.

— Я возмущена. И не собираюсь умирать. Вы желаете остаться без завтрака? — вздернула бровь.

— Разогрей вчерашние сэндвичи. Они в холодильнике, — недовольно бросил Петр и ушел наверх.