– Как ваше имя?

– Гандварт де Марейль.

– Я запомню его, ибо сегодня мне довелось встретиться с рукой, не знавшей, по-видимому, поражений. И с благородством, которое нечасто встретишь. И еще: мне хотелось бы принести извинения вашей даме.

– Вы можете сделать это в любое удобное для вас время, ваше высочество.

Ричард снова кивнул и отошел.

В первых числах сентября 1187 года королевский дворец в Париже гудел, словно на праздник воскресения Христова или на Рождество: королева Изабелла благополучно произвела на свет дитя!

Филипп, точно узник в камере, в волнении метался перед дверьми покоев, мучимый вполне понятным вопросом: мальчик или девочка? Девочка или мальчик? Дочь – будущая супруга принца одной из европейских держав, или сын – наследник престола?

Придворные перешептывались, поглядывали на двери, строили предположения. Ближе всех к королю – Герен. Скрестил руки на груди, обхватил ладонью подбородок, думает, уже подыскивает будущую партию в зависимости от того, кто родится. Бильжо старается проникнуть взглядом через щель в дверях, подставляет ухо. Гарт с Этьенеттой здесь же – молча, с улыбками смотрят на короля. Ричард и Робер ведут негромкую беседу, то и дело бросая любопытные взгляды на двери, за которыми вдруг послышался первый в жизни, громкий крик ребенка, появившегося на свет.

Филипп не выдержал, подбежал к двери, рывком потянул ручку на себя. Перед ним тут же возникло улыбающееся лицо кормилицы.

– Сын у вас, государь! Услышал Господь молитвы…

Филипп бросился туда, где лежала Изабелла, – уставшая, бледная, без кровинки в лице, – и увидел розовощекого мальчугана, которого омывали повитухи, чтобы тотчас завернуть в пеленки. Он подошел к изголовью жены, упал на колени и покрыл ее лицо поцелуями. В ответ она счастливо улыбнулась ему. Повитухи протянули королю мальчика, уже спеленатого, беззащитного, крохотного, но такого нужного его королевству, которое он собирал и укреплял, чтобы оставить в свой последний час другому королю, своему сыну.

Малыш перестал кричать и широко раскрытыми серенькими глазками уставился на отца, точно спрашивая, доволен ли он. А Филипп высоко поднял его над головой, чтобы было видно всем, и громко крикнул:

– Слава Богу! Наследник! Да здравствует принц Людовик Восьмой!

И покатилось по коридорам королевского дворца эхо, повторяя на все голоса – женские и мужские – этот победный клич. Духовенство тем временем замахало распятиями, чертя в воздухе кресты, и запело благодарственные молитвы Господу.

В честь дофина Филипп устроил пир – спонтанно, на скорую руку и не во дворце, а в саду, на берегу Сены. Сходили в монастырь и привели Эрсанду, как она сама просила об этом недавно. Но не столь празднество волновало ее, как встреча с Робером, которого она успела полюбить, хотя ей было всего восемь лет. Но она, не стесняясь, уже призналась в этом отцу, а он ответил ей на это:

– Хочешь, дочка, Робер будет твоим мужем?

Эрсанда тут же закивала головой и бросилась обнимать отца. Тот прибавил:

– У него есть замок, правда, плохонький, но мы построим новый, в тысячу раз лучше. И будешь ты у меня знатной сеньорой.

– Графиней, да?

– Может быть. А потом вы народите мне внуков, и я буду обучать их всему, что знаю сам. А мои друзья нам будут помогать.

– Гарт и Бильжо?

– Они, моя девочка. Но, вероятно, к тому времени добавятся другие.

Робер тем временем, уже получивший прозвище «нянька-сиделка», потому что сильно любил детей, вовсю развлекался с ними, покуда на траве наспех раскидывали столы, заваливая их едой и питьем. Они бросали друг другу мяч, играли в чехарду, потом пускались бегом взапуски, стараясь догнать один другого; словом, в те времена существовали те же самые игры, что и сегодня; они даже не изменили своих названий.

Беатриса вначале не решалась принимать участие в играх, ведь ей было всего четыре годика, но отец легонько подтолкнул ее, и она с радостным визгом помчалась к детям. А вскоре к ним присоединились еще несколько человек: сам король и две молоденькие фрейлины. Взрослые, конечно, шутя давали себя догнать и всегда старались кинуть мяч так, чтобы промахнуться, а детвора, ликуя, громко трубила победу и спешила поделиться радостью со своими отцами. Те смотрели на них и молча улыбались, думая о том, какими станут их дети через десять, пятнадцать лет. И что вообще будет тогда? Мысли омрачались предстоящим крестовым походом, но тут же светлели: скоро и юный Людовик будет точно так же бегать, прыгать, скакать на деревянной лошади и ловить мячи. А еще через несколько лет на смену этому придут настоящий конь, меч, кольчуга и копье.

В конце октября 1187 года, когда неожиданно умер папа Урбан III и его сменил Григорий VIII, в Европе узнали о разгроме крестоносцев при Хаттине, 4 июля. Послание пришло от главного прецептора[48] Иерусалимского королевства, привез его рыцарь-тамплиер. Такие же письма прецептор отправил всем монархам Европы.

В папском дворце находился архиепископ Буржа, с ним прелаты, клирики и епископ Суассона. С покойным их связывали давние дружеские отношения.

Посланца, едва он сообщил, что прибыл с дурными вестями из Палестины, немедленно привели в тронный зал, где папа Григорий в окружении епископов и кардиналов восседал на троне первосвященника. Тамплиер, согласно существующему порядку приема посетителей, трижды преклонил колено у трона и облобызал папские стопы.

Григорий рывком подался вперед:

– Что за известие привез ты, рыцарь? Мне доложили – от главного прецептора. Давай же скорее его сюда!

Тамплиер с поклоном протянул ему скрученный лист пергамента. Подошел писец, готовый читать. Движением руки папа отослал его прочь и сам углубился в чтение. Видно было, как мелко дрожал лист в его руках. Торопливо пробежав глазами строки, папа замер на мгновение; подняв голову, уставился на посланца. Дал знак, чтобы чтец подошел, и, протягивая ему пергамент, объявил:

– Читай громко, пусть все слышат! В особенности это касается представителей французского короля.

Прелаты переглянулись. Ничего хорошего такое вступление им не сулило. Папа – они видели это – полон гнева. Значит, он обрушится на них? С волнением они стали слушать вести из Палестины.

Послание, опуская приветствие, сан, обращение, поклоны и прочее, гласило следующее (передаю это своими словами, без многочисленных подробностей).

Узнав о том, что Саладин пересек Иордан, магистр тамплиеров Жерар де Ридфор собрал 130 рыцарей и выступил в поход. К ним присоединились госпитальеры во главе с магистром ордена Роже де Молином. Вскоре они увидели войско мусульман и произвели нападение. Зачем? На что рассчитывали? Непонятно. Сразу было видно, на чьей стороне перевес. Но таковы уж тамплиеры – смелые, до безрассудства отчаянные, горящие желанием истреблять воинов ислама. Случилось то, что и должно было случиться: рыцарей наголову разбили. Магистру Жерару удалось уйти.