— И?

— Война с княжествами унесла бы много жизней. Не без помощи илиаров, конечно. Медная война закончилась, но если грядет новая, то мы поучаствуем и в ней. Но в этот раз до самого конца, пока Велиград не провалится под землю, в адовы пучины.

Лета с сомнением взглянула на него.

— Ты хочешь войны?

— Насчет того, что мне делать дальше, если будет скучно, я пошутил. Но в остальном… Да, я бы хотел этой войны. В отместку за оскорбление, которое нанесли эльфам люди.

— Дометриан этого не позволит. Никогда. Крови пролилось достаточно. Снова погибнут тысячи. И ради чего? Ради мести?

— Не только. Земля очистится от людского рода, а эльфы восстановят свою прежнюю жизнь.

— Допустим, третья война начнется, — произнесла Лета, нахмурившись. — Китривирия сокрушит Лутарийские княжества, а царь отдаст эльфам большую часть княжеств. А затем? Эльфы получат огромный кусок земли, но заселить его не смогут, и потребуется не одна сотня лет, чтобы восстановить вашу популяцию… Сколько будет убито ради вас, горстки?

Лиам сжал ножку кубка.

— Тебе нужна месть и возвращение достойной эльфов жизни, без угнетения и запугивания со стороны людей, — продолжила Лета. — Однако царь дал вам защиту от них. Позволил вам жить и процветать, как только вам и осталось. Это скорбно, но это так. Можно утопить все в крови, но в этом не будет чести. Это лишь… покажет, насколько вы готовы зайти ради своей выгоды.

Лиам посмотрел в сторону, стиснув кубок так, что побелели костяшки пальцев.

— В твоих словах есть правда, — проговорил он поразительно спокойно после короткого молчания. — Правда того, кто еще не до конца осознал прелестей жизни в этой жестокой реальности. Ты защищаешь тех, кто отринул тебя. Ты, дочь ведьмы, презираемой всем человеческим миром, и илиара, который устроил жестокую войну. К тому же ты керничка. Ты — никто для людей, как и они для тебя.

— Я говорю о невинных жертвах.

— Моралистка, да? Забавно.

Лета посмотрела на его искаженное в свете свечей лицо. Его суждения вызвали у нее протест, ибо сердце у нее не было черным, а натура еще не успела ожесточиться. Но потом она вспомнила размытое лицо своей матери из видения и тело Драгона, сокрытое под языками пламени.

Когда Лиам вдруг заговорил, она вздрогнула.

— Спасибо за твою честность, Айнелет. Приятно слышать, что с тобой говорят как с равным. Я давно такого не испытывал.

— Тогда ты будь честен со мной. Расскажи, что ты делал в Тиссофе, когда мы встретились впервые.

— Гулял, — пожал плечами Лиам.

— Ты следил за мной?

— Тебя это так волнует, — хмыкнул он. — Почему?

— Ответь на мой вопрос.

— Да. Я следил за тобой. Мне приказал Дометриан.

— Что?

— Царь приказал найти тебя, что я и сделал.

— Зачем?

— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

— Не понимаю.

— После того случая в Суариве он пожелал найти тебя. Узнать, кто ты такая, чем ты дышишь, что ты любишь, — Лиам перевел на нее взгляд. — Кого ты любишь.

— И?

— Он успокоился, когда узнал, что я видел тебя. Живой, здоровой, и все такое. Я свое дело сделал. Правда, я не знал, что ты в этот момент была связана с князем и всей этой историей с банши. Иначе мы бы тебя защитили.

— Я думала, если меня найдут, то заберут в Китривирию.

— Нет. Ему было важно знать, что с тобой все хорошо. И только. Однако я и предвидеть не мог, что ты будешь здесь. Хотя чувствовал, что увижу тебя еще раз. Айнелет, — вдруг резко закончил он.

— Да?

Лиам наклонился к ней.

— Плыви со мной в Китривирию.

— Зачем?

— Увидишь отца и другую страну. Тебе понравится там. Отдохнешь, в конце концов. Перед тем, что собралась сделать, — его пальцы вдруг скользнули вверх по ее плечу. — А я достану тебе яд тем временем.

— Тебе-то что с этого?

— Не делай вид, что не понимаешь, — Лиам дотронулся до ее обнаженной шеи. — В противном случае ты бы сейчас ударила меня за то, что я себе позволяю.

Одно его прикосновение — и ее кровь уже вскипела, а внизу живота образовался приятный горячий комок. Она напрягла мышцы лица, заставив себя выдать недоумевающую улыбку.

Ей нравилось его лицо, лишенное плавных красивых эльфийских черт, с выступавшими скулами и пухлыми губами. Ей нравились его глаза, один синий, другой светло-карий, почти янтарный, нравился их тяжелый и пристальный взгляд. И его тело, бывшее уже по-эльфийски стройным и изящным.

— Откуда тебе знать, что я этого не сделаю?

Заметив насмешливые искорки в его глазах, она поняла, что с улыбкой у нее не вышло.

— Не бейся бы твое сердечко так быстро, — проговорил эльф.

Лета промолчала. Робость не входила в число ее качеств, однако она не знала, что ответить Лиаму. Ей просто хотелось броситься ему на шею. Что уж тут говорить, ей хотелось это сделать еще в Тиссофе.

— Я обдумаю твое предложение, — ответила она и отпила вина из кубка. — Только убери свою руку. Я знаю, какие косточки в ней сломать, чтобы ты не смог их собрать даже с помощью своей магии.

Лиам послушно убрал ладонь, а Лета отвернулась, чтобы он не увидел ее покрасневших щек.

1. Gariaral (эльф.) — прошу прощения.

Глава 21.

Дворец Ветров.

Острый морской запах ударил в ноздри, вызвав легкое, неожиданно приятное головокружение. Яркая лазурь за бортом корабля пенилась, клубилась и шумела. Вдали виднелась суша — рыжая высушенная земля с прожилками зелени. Полумесяц Иггтара пока не представлял ничего особенного, являясь лишь узкой и длинной полоской.

Лета подтянула раненую ногу к здоровой, вставая ровно.

— Когда мне можно будет снять эту конструкцию? — спросила она, наклонившись и стукнув себя по голени.

— Сегодня к вечеру будешь без нее. Со свободной здоровой ножкой, — Лиам встал позади нее, выглядывая за борт корабля.

Нежно-зеленая, как едва наметившиеся почки на веточках весеннего дерева, ткань, служившая парусами, надувалась и дергалась, следуя за беспокойным ветром. На палубе сидели эльфы. Некоторые оставались внизу, в тесных и душных каютах. Для многих это было первое путешествие в Китривирию.

— Ты раньше ходила в море, Айнелет?

— Нет.

— Переносишь стойко.

— Это выглядит так только снаружи.

— Я так не думаю.

Лета обернулась, чтобы посмотреть на его улыбку. Он по-прежнему казался ей неземным, в дублете с высоким воротом и односложными узорами на темной ткани, удлинявшими его фигуру. На ногах у него всегда были облегающие брюки и сапоги с голенищами, доходящими до колен. А Лета была рядом с ним бродяжкой в лохмотьях.