Маленькая княгиня очень переменилась. Онаскорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа подняласькверху, глаза были обтянуты книзу.

— Да, тяжесть какая-то, — отвечала она навопрос князя, что она чувствует.

— Не нужно ли чего?

— Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка. ]

— Ну, хорошо, хорошо.

Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч,нагнув голову, стоял в официантской.

— Закидана дорога?

— Закидана, ваше сиятельство; простите, радиБога, по одной глупости.

Князь перебил его и засмеялся своимнеестественным смехом.

— Ну, хорошо, хорошо.

Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, ипрошел в кабинет.

Вечером приехал князь Василий. Его встретилина прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли еговозки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.

Князю Василью и Анатолю были отведеныотдельные комнаты.

Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись рукамив бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянноустремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как нанепрерывное увеселение, которое кто-то такой почему-то обязался устроить длянего. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатойуродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо изабавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает,думал Анатоль.

Он выбрился, надушился с тщательностью ищегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным емудобродушно-победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел вкомнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его;он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, какбудто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»

— Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива?А? — спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во времяпутешествия.

— Полно. Глупости! Главное дело — старайсябыть почтителен и благоразумен с старым князем.

— Ежели он будет браниться, я уйду, — сказалАнатоль. — Я этих стариков терпеть не могу. А?

— Помни, что для тебя от этого зависит всё.

В это время в девичьей не только был известенприезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан.Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть своевнутреннее волнение.

«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне проэто? Ведь этого не может быть! — говорила она себе, взглядывая в зеркало. — Какя выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперьс ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.

Маленькая княгиня и m-lle Bourienne получилиуже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровыйкрасавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок налестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив этисведения, маленькая княгиня с m-lle Bourienne,еще из коридора слышные своимиоживленно-переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.

— Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали,Мари, ] вы знаете? — сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом итяжело опускаясь на кресло.

Она уже не была в той блузе, в которой сиделапоутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательноубрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся ипомертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно вобществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m-lleBourienne тоже появилось уже незаметно какое-то усовершенствование наряда,которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще болеепривлекательности.

— Eh bien, et vous restez comme vous etes,chere princesse? — заговорила она. — On va venir annoncer, que ces messieurssont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin detoilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, чтоони вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть-чуть принарядились!]

Маленькая княгиня поднялась с кресла,позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжныМарьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленнойв чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновалее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали,чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них,это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, котороепредлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Онавспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с темнекрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, онаотдалась во власть m-lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенноискренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной изних не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенноискренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицокрасивым, принялись за ее одеванье.

— Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, — говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. —Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьбажизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!

Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигуракняжны, но этого не чувствовали m-lle Bourienne и маленькая княгиня; им всеказалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, испустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Онизабывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как онини видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко инекрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжнаМарья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенноизменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье,маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тутскладку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то сдругой стороны.