«И можно ли говорить и думать о такихпустяках?» думает Пьер.

— Да, из Ольмюца, — отвечает он со вздохом.

От ужина Пьер повел свою даму за другими вгостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен.Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили наминуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал,выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры всравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену,когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, — подумал он. —Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».

— Кажется, что я могу вас поздравить, —прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. — Ежели бы не мигрень,я бы осталась.

Княгиня ничего не отвечала; ее мучила завистьк счастью своей дочери.

Пьер во время проводов гостей долго оставалсяодин с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последниеполтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперьон чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этотпоследний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимаетчье-то чужое место. Не для тебя это счастье, — говорил ему какой-то внутреннийголос. — Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо былосказать что-нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешнимвечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние имениныбыли для нее одними из самых приятных.

Кое-кто из ближайших родных еще оставались.Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру.Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго-вопросительнопосмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзябыло и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василийдернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.

— Ну, что, Леля? — обратился он тотчас же кдочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоиваетсяродителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был толькоугадан посредством подражания другим родителям.

И он опять обратился к Пьеру.

— Сергей Кузьмич, со всех сторон, — проговорилон, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.

Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было,что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князяВасилия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдругпробурлил что-то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен.Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся наЭлен — и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы самивиноваты».

«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я немогу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче,спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен сулыбкой отвечала, что она тоже не знает.

Когда князь Василий вошел в гостиную, княгинятихо говорила с пожилой дамой о Пьере.

— Конечно, c`est un parti tres brillant, maisle bonheur, ma chere… — Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, этоочень блестящая партия, но счастье, моя милая… — Браки совершаются на небесах,] — отвечала пожилая дама.

Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел вдальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова егобыло упала, и он очнулся.

— Aline, — сказал он жене, — allez voir cequ`ils font. [Алина, посмотри, что они делают. ]

Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным,равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели иразговаривали.

— Всё то же, — отвечала она мужу.

Князь Василий нахмурился, сморщил рот насторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением;он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам,прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицокнязя было так необыкновенно-торжественно, что Пьер испуганно встал, увидавего.

— Слава Богу! — сказал он. — Жена мне всёсказала! — Он обнял одной рукой Пьера, другой — дочь. — Друг мой Леля! Я очень,очень рад. — Голос его задрожал. — Я любил твоего отца… и она будет тебехорошая жена… Бог да благословит вас!..

Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловалего дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.

— Княгиня, иди же сюда, — прокричал он.

Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая даматоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал рукупрекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.

«Всё это так должно было быть и не могло бытьиначе, — думал Пьер, — поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно?Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьермолча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюсяпрекрасную грудь.

— Элен! — сказал он вслух и остановился.

«Что-то такое особенное говорят в этихслучаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этихслучаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо еезарумянилось.

— Ах, снимите эти… как эти… — она указывала наочки.

Пьер снял очки, и глаза его сверх той общейстранности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрелииспуганно-вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; ноона быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими.Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно-растерянным выражением.

«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблюее», подумал Пьер.

— Je vous aime! [Я вас люблю!] — сказал он,вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучалитак бедно, что ему стало стыдно за себя.

Через полтора месяца он был обвенчан ипоселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы-жены и миллионов, вбольшом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.