— Я оставлю мясо в подарок на пороге, — сказал Джон. — Как когда-то ты для меня, твой подарок спас мне жизнь. Я бы хотел сделать то же самое.

— Ты объелся и чуть не умер, — справедливо заметила она. — Позаботься, чтобы случайно не убить его.

Джон хмыкнул.

— У него есть жена, она позаботится о нем, — сказал он. — Или, по крайней мере, она у него была. Он — мой друг, Сакаханна.

В ее взгляде было больше власти, чем нежности.

— Теперь он не может быть твоим другом, — сказала она. — Ты — повхатан.

— Может, — возразил Джон. — Если повхатан не может быть другом белого человека, я бы умер в лесах и один из самых лучших охотников племени никогда не назвал бы меня Орлом.

— Так было раньше, — мягко сказала она. — Реки с каждым днем становятся все шире. Расстояние между берегами становится все больше. Ты не можешь пересечь одну и ту же реку дважды, муж мой.

Он протянул к ней руку и легонько дотронулся до кончиков ее пальцев. Как только она ощутила его теплое прикосновение, ее глаза на мгновение прикрылись от удовольствия. Джон знал, что он победил.

— Мне ждать тебя здесь? — спросила она совсем другим голосом, низким, как у спящей пчелы в улье зимой.

— Иди со всеми, — ответил он. — Я догоню вас еще до того, как вы доберетесь до деревни.

Она кивнула, подняла свой груз сушеного мяса и пошла. Джон смотрел ей вслед, любуясь длинными шагами стройных ног, пока она не скрылась за деревьями. Затем он повернулся и отправился охотничьей трусцой вниз по реке, к плантации Хоберта.

Джон замедлил бег, когда узнал приметы границ владений Хоберта — сосна, на которой они грубо вырезали «X», могучий дуб, раскинувший свои ветви над тропой. Он увидел крышу дома Хоберта, крытую дранкой, и тонкую струйку дыма, спиралью завивавшуюся над трубой. Джон отступил назад, под тень деревьев и присел на корточки, чтобы понаблюдать.

Он увидел, как человек, низко согнувшийся под грузом дров, вышел из-за деревьев, сбросил вязанку дров у двери и со вздохом распрямился. Черный человек — Франсис, негр, раб. Джон увидел, как открылась дверь, вышла госпожа Хоберт, что-то резко сказала и снова ушла в дом. Он подождал еще.

Похолодало, и небо начало темнеть. Наверное, Бертрам допоздна будет со своим ружьем в лесу. Джон не двигался, несмотря на то что даже волоски у него на руках и на груди встали дыбом, а тело от холода покрылось гусиной кожей. Только когда уже почти стемнело, он решил, что Бертрам наверняка уже дома. Он поднялся и тихо пошел к дому, умостившемуся на участке ровной земли у реки.

Он помедлил перед дверью, а потом приложил глаз к щели между досками и заглянул внутрь, в помещение, освещенное светом очага. Там была комната со скудной обстановкой. Перед очагом стоял стол. Два стула и обтесанный пень служили вместо кресел. На сундуке, стоявшем у стены и служившем кроватью, лежал человек, повернувшись сгорбленной спиной к комнате и спрятав голову под одеяло. В дальней части комнаты лесенка вела к возвышению, отгороженному от остальной комнаты куском мешковины, висевшим на веревке. Джон вспомнил их новехонький дом в Лондоне, который Хоберты покинули ради участия в этой авантюре. Сердце его наполнилось болью за них и, к вящему удивлению, за себя самого — еще одного изгнанника в этой чужой и далекой земле.

Он постучал в дверь.

— Это друг, Джон Традескант! — крикнул он.

Собственное имя прозвучало для него непривычно.

Несмотря на предупреждение, он услышал, как вскрикнула госпожа Хоберт и как упал стул, когда Франсис вскочил на ноги.

— Кто? — переспросила она.

— Джон Традескант, ваш попутчик и сосед, — повторил он.

— Мы думали, вы умерли!

Дверь осторожно приотворилась, и из нее выглянуло белое лицо госпожи Хоберт.

Джон старался держаться в тени.

— Я был с повхатанами, — сказал он.

— С дикарями?

Он проглотил резкий ответ.

— Да. Поэтому я выгляжу странно…

Она высунулась из двери подальше, женское любопытство гнало ее вперед.

— Как дикарь?

— Не пугайтесь, — Джон вышел на свет.

При виде его она прижала ладонь ко рту, глаза ее расширились от ужаса.

— Это на самом деле вы?

— Клянусь, — сказал Джон. — Просто одет как повхатан.

— Ах, бедняжка, бедняжка. — Она взяла его за руку и ввела в дом. — Господи, спаси от такой судьбы. Как вам удалось бежать от них?

— Меня не брали в плен, — сказал Джон.

Он кивнул Франсису, который замер в ужасе, глядя на него.

— Это я, — повторил Джон.

Франсис кивнул, слегка поклонился и поставил топор на место за дверью.

— Садитесь, садитесь, — пригласила его Сара. — Ваши волосы — о боже, — они даже выкрасили вам кожу, чтобы вы были с ними одного цвета!

— Это медвежий жир, — сказал Джон. — Он спасает летом от насекомых, а зимой — от холода.

— Господи, спаси и помилуй! Как вам удалось вырваться?

Тут постоянный ужас перед дикарями вновь сразил ее, она бросила испуганный взгляд на хлипкую дощатую дверь.

— Они гонятся за вами?

— Нет, нет, — успокоил ее Джон. — Они позволили мне уйти свободно.

— Вы голодны?

Беспокойный взгляд, который она бросила на кухонный горшок, показал, что, даже если бы он и был голоден, вряд ли она могла что-нибудь предложить ему.

— Я сыт, — спокойно сказал Джон. — Но я принес вам немного мяса. Мы убили лося.

— Мяса?

Она подавилась слюной, залившей ей рот.

— У вас есть мясо?

Джон вытащил сверток, притороченный к поясу.

— Вот, — сказал он. — Оно копченое, но вы можете отварить его, добавив немного воды.

Она набросилась на мясо и тут же опустила его в горшок, стоявший рядом с очагом. Джон поморщился, помня о том, как сам заболел из-за того, что грел и снова разогревал еду в одном и том же горшке. Но она уже добавила воды из кувшина и помешивала варево, жадно пробуя время от времени.

— Бертрам, Бертрам!

Плечо силуэта на кровати поднялось еще выше, потом фигура лежащего перевернулась на спину, и он злобно посмотрел в комнату.

— У нас есть мясо! — торжествующе сказала она. — Может быть, ты сядешь и я покормлю тебя бульоном?

— Мясо?

Голос Хоберта прозвучал хриплым карканьем.

— Сосед Традескант принес нам куски лосиного мяса, — сказала она. — Он жил с дикарями, но, слава богу, смог вырваться от них.

Хоберт приподнялся на локте, на его лице читалась боль. В маленькой комнате Джон почувствовал запах его обмороженных ног и вонь от нестираных одеял.