– Хэллебор, с тобой всё в порядке? Ты случаем сам не побывал в ящике Пандоры, пока я был тут в отключке?

Сосед, кажется, снова прикинулся дурачком и пожал плечами, качая головой.

– Нет, ла Бэйл, я пока что не настолько безрассуден. Я больше склоняюсь к словесному решению конфликтов, а не радикальным действиям. Ты знаешь моё мнение.

– Ну да, конечно. Ещё скажи, что никогда не дрался в…

Я согнулся пополам, сжав ложку в кулаке. Эндрю быстро выхватил йогурт, убрал поднос с моих колен и забрал столовый прибор, положив ладонь мне на спину.

– Что такое, Олеан? Что случилось? Тебе плохо? Боже, Коул, позови врача…

Я хотел сказать, что в порядке, но в горле безумно саднило, а в желудке будто бы плавало битое стекло.

Снова они.

Я плохо помнил себя и не замечал течения времени, потому что погрузился в некий транс из боли и опустошения, когда прибежали врач с медсестрой. Они сделали мне укол, и я провалился в небытие.

Правда, теперь в этой пустоте не было прошлого или хотя бы обычного сна. Я ничего не чувствовал и, когда открыл глаза, был рад, что ничего не видел, хотя отдохнувшим себя совсем не ощущал.

Наоборот.

Я был разбит.

Рядом никого не было. Я тихо попросил воды. Слишком тихо. Я попросил громче.

– Очнулся?

Медсестра заглянула ко мне, потом позвала врача. Я получил стакан воды.

С запозданием я понял, что мне ставили капельницу. Мерзкое чувство.

Доктор выглядел мрачным.

– Зачем… капельница…

– Чтобы ты не так сильно чувствовал паразита в собственной крови. Они уже и туда добираются. Лекарственные препараты их отгоняют, а потому добраться могут только до желудка и других органов. Так что тебе надо принимать лекарства и внутрь, и через капельницу – если полежишь с ней какое-то время, потом можешь даже сходить на уроки. С капельницей лекарство держится в крови дольше.

Я кивнул.

Интересно, сейчас ночь? Шторы завешаны.

Врача спрашивать ни о чем больше не хотелось.

Тогда я закрыл глаза и позволил себе уснуть.

Твари внутри меня действительно перестали так явно проявлять себя и будто бы наконец заснули вместе со мной…

Смерти нет?

Белый (?) Ворон

После пары дней в больничном крыле с капельницей в обнимку меня отпустили на заветные занятия. Как я по ним скучал, невероятно!

Всё болело от бесчисленных уколов, ввода препаратов и прочих радостей лечения, которое всё равно не поможет. Спасибо хоть, что не решились меня жечь или облучать в попытках избавить от недуга. Врач даже предложил мне коляску. Ага, не хватало нам ещё одной Эстер Уайльд в лицее. Первой достаточно.

Музыка. Вот что по-настоящему необходимо: не коляска. Музыка, мне нужна музыка.

Borderline, dead inside[18].

На грани, мёртв внутри.

О, как же я устал от этого. Как же я устал.

Я помню, кажется, что Коул приходил ко мне, пока я спал. Я проснулся, но лекарства действовали слишком сильно, так что не смог выдавить ни слова. Зато он – он-то не затыкался. Всё никак не затыкался. Этот Хэллебор.

Впрочем, его голос в голове отскакивал от стенок сознания, и фразы долетали лишь обрывками. Будто бы общались по плохой телефонной связи. Просто отвратительной связи.

I don’t mind falling to pieces.

Всё равно, если я распадусь на куски.

Лучше бы я остался в койке, чем попёрся на проклятую химию. Я надеялся угодить на какой-либо урок, посвященный… новому свету, а не стандартный.

Так, кажется, он это называл. Новый свет. Как из Евангелия какого-то. Только там был Завет, а не свет. Ну и старая же это сказка… Ещё когда-то земли Америки так называли. Бред.

Coming in, violin, let’s begin feeding the sickness.

Приближаюсь к концу, скрипка, давай начнём подпитывать болезнь.

Хотя бы наушники не сломались. Хорошо работают. Отлично подпитывают мою боль музыкой, которая разъедает меня изнутри вместе с червями.

Да, Эстер прекрасно понимала меня с самого начала. Она так же умирает и возвращается изо дня в день. Умирать и умирать, раз за разом, только и мечтая наконец не очнуться, не открыть глаза более никогда. Как же часто я умолял своё сердце перестать биться. Умолял его.

Оно останавливалось лишь на мгновение.

Я не мог более оставаться здесь. Ведь там, в коридорах этой школы, меня ждут люди, которые поверили в мои слова. Они поверили мне.

The enemy is on the way.

Враг в пути.

Учитель что-то занудно объяснял. А я сидел и думал: на кой чёрт нам знать всю эту хрень? Это как-то относится к бессмертию? Мир скоро вымрет. Зачем нам это надо?

Именно поэтому, пряча наушники под рубашкой и волосами, я слушал музыку, а не учителя.

Хороший мальчик, несомненно.

Я посмотрел на Коула, который, разумеется, сел со мной за одну парту. Он, к моему удивлению, учителя тоже не слушал, а что-то сосредоточенно искал в планшете, пряча его за пеналом, а после, выключив технику, записывал в тетрадь некие формулы.

Неужели правда пытается придумать лекарство? По формулам? Да ладно, кто так делает? Формулы? Киборг.

Человек без сердца пытается всех спасти.

Show me what it’s like to dream in black and white, so I can leave this world tonight.

Покажи мне, как это – мечтать в чёрно-белых цветах, чтобы я смог оставить этот мир сегодня.

Full of fear, ever clear, I’ll be here, fighting forever.

Полон страха, навсегда чист, я буду здесь сражаться вечно.

После всех этих манипуляций врача у меня действительно болело всё – ни черта не лучше, чем после ящика Пандоры, но червей по крайней мере я не чувствовал.

Болело всё, включая зубы. Мне показалось, чёрт возьми, что сейчас у меня выпадет один из них. Я вытащил наушники, но не поставил музыку на паузу и поднял руку, прося выйти. Голос ещё не в полной мере ко мне вернулся.

С удовольствием я заметил, как все смотрят на меня. Как на чудовище.

Как на уродца.

Кто-то даже с жалостью, смешанной со страхом.

А кто-то – с восхищением. Таких было меньше всего, но ухмыльнулся я всем. Многие вздрогнули.