создают убедительно реалистичный портрет» [Ebert 2002]. Эберт отстаивал мнение меньшинства; несмотря на то что многие критики сочли фильм интересным, именно реализма в нем как раз и не хватает. Пожалуй, самый вопиющий пример – то, что после ядерного взрыва во время Супербоула в Балтиморе телефоны, находящиеся возле эпицентра, продолжают работать! Стивен Холден из «The New York Times» подвел итог фильму следующим образом:

Сейчас степень нервозности страны настолько поразительна, что фильм, в котором так много дырок, остается захватывающим до самого конца – несмотря на то что на последней трети он превращается в болото сентиментального бреда. <…> Фильм, премьера которого состоится сегодня по всей стране, был начат задолго до 11 сентября. Его надуманный сценарий, обновленный с учетом современных реалий режиссером Филом Олденом Робинсоном и сценаристами Полом Аттанасио и Дэниелом Пайном, кажется одновременно и устаревшим, и неудовлетворительным, и глупым [Holden 2002].

В том же духе Мик Ласалль из «San Francisco Chronicle», посчитавший фильм хорошо сделанным, нашел его предпосылки и отраженную в нем точку зрения нафталиновыми: «Это продукт устаревшего геополитического мышления, согласно которому Россия и США борются за доминирование, и зачастую он кажется неуместным и наивным» [LaSalle 2002а]. По существу раскритиковали фильм также Филип Френч из «Observer» («Это довольно скучная история») и Майкл Уилмингтон, который назвал его «ценой храпа, <…> предостерегающим консервативным триллером с сюжетом про военные игры, голой политикой, покрытой пустым голливудским лаком. <…> Даже как чисто развлекательный продукт (созданный до 11 сентября) он раздут. <…> Даже предполагаемый конец света не сможет спасти “Цену страха” от собственной кинематографической катастрофы» [Wilmington Nd]. Тим Когшелл вынес такой вердикт: «Требуемый отказ от недоверия <…> невозможен» [Cogshell Nd]. А Питер Брэдшоу из «The Guardian», который обратил внимание на абсурдную идею ядерного уничтожения Балтимора, выразился уничижительно: «Зло невообразимых масштабов было раскрыто. Разум изо всех сил пытается это понять. <…> Выпущенный фильм оказался даже глупее “Перл-Харбора”, и Бен Аффлек – хуже, чем он был в “Перл-Харборе”» [French 2002].

Попытка Райана предотвратить ядерную катастрофу, убедив в своей правоте власти, воплощенные здесь, согласно голливудским стандартам, в образе афроамериканца

Оригинальность, которой обладает фильм, сводится к одному персонажу – президенту России Немерову. Известный ирландский актер театра и кино Киаран Хайндс придает этой персоне определенный авторитет. Если русского здесь снова играет неамериканец, то настоящие русские исполняют незначительные роли – в основном сотрудников Немерова и переводчиков с английского на российском телевидении. Их родной русский язык делает невразумительные усилия Аффлека и другого агента ЦРУ еще более жалкими, хотя Хайндс и Лив Шрайбер (в роли Кларка, американского оперативника-смертника, напоминающего Бонда, на которого он иронично ссылается) справляются более достойно. Однако, что еще более важно, президент Немеров, сменивший сторонника жестких мер Зоркина после его внезапной смерти, – умный, сильный, уверенный в себе человек, способный быстро и точно принимать решения. С самого начала подчеркивается, что он стал президентом не с помощью военных – справочная информация, которая готовит нас к встрече с более либеральным лидером, чем его предшественник. Несравненно более привлекательным главой государства он кажется и по сравнению со своим американским коллегой. В то время как Фаулер беспокоится об имидже («Мы не можем позволить им видеть наши слабости»), Немеров рискует, останавливая российский ядерный удар, без каких-либо гарантий, что американцы не ответят ему таким же ударом. Более того, он берет на себя ответственность за газовую атаку на Грозный – нападение, фактически проведенное по инициативе одного из его генералов. Другими словами, в фильме проводится различие между «хорошими русскими» – такими как Немеров, – и «плохими русскими» – такими как трое недружелюбных ученых, активирующих ядерную боеголовку, и такими, как Дубинин (от слова «дубина», дурень), вступающий в сговор с фашистами. Точно так же не все американцы являются идеальными: Райан и его босс Кэбот (Морган Фримэн) контрастируют с плаксивым, нерешительным Фаулером и несколькими его воинственными и старомодными советниками, которые автоматически отвергают идеи Райана, руководствуясь своим рефлективным недоверием к бывшим врагам времен холодной войны. Вначале Кэбот ехидно советует Фаулеру схватиться напрямую с кем-нибудь другим вместо россиян – напоминание о хваленом постсоветском сближении между двумя странами. Даже в группе заговорщиков-фашистов один участник предполагает, что вместо разжигания войны между Россией и Соединенными Штатами было бы более разумно интегрировать Россию в Европу. Однако когда он отказывается от участия в заговоре и намеревается уйти, Дресслер («плохой австрийский фашист») убивает его.

Короче говоря, в фильме подчеркивается, что Россия больше не является Советским Союзом, несмотря на такие проблемы, как переворот, о котором сообщалось в начале фильма, и постоянное присутствие злодеев, действующих против интересов своей нации[422]. Намереваясь продемонстрировать американскую героику в разгар апокалипсиса, фильм «Цена страха» вместо привычной безоговорочной демонизации всех русских все же показывает хотя бы одного значительного россиянина в позитивном, гуманном свете. Эта более сбалансированная перспектива характеризует и несколько других американских фильмов, выпущенных в начале 2000-х годов, включая «К-19».

«К-19» (2002 год, режиссер Кэтрин Бигелоу, Paramount Pictures I National Geographic)

Ядерный кризис также составляет основу сюжета «К-19» Кэтрин Бигелоу – редкого американского фильма, который полностью фокусируется на русских, отодвигая американцев на периферию как персонажей, о которых только говорят, хотя концепция «Америка как враг» вырисовывается здесь очень явно. Как и «Багровый прилив» (см. главу вторую), он принадлежит к удивительно распространенному поджанру фильмов о подводных лодках, в котором американских картин уже насчитывают более ста, а будет, несомненно, еще больше. С их ярко выраженной американской формой[423], отмеченной гендерностью, – с преимущественно мужскими составами и для мужской аудитории[424], – фильмы о субмаринах достаточно популярны, чтобы похвастаться посвященным им вебсайтом, прослеживающим историю жанра с 1916 года по сегодняшний день: http:// submarinemovies.com[425]. Однако одна вещь отличает «К-19» от остальных картин этого жанра: выбор русской тематики. Деннис Лим из «The Village Voice» справедливо прокомментировал: «…Травля красных пользовалась такой длительной и прибыльной гегемонией в американских фильмах, что даже на этой поздней стадии триллер о холодной войне, рассказанный исключительно с советской точки зрения, можно считать новшеством» [Lim 2002]. Это мнение разделяет и Питер Трэверс из «Rolling Stone»: «Редко и волнующе видеть голливудский эпос, рассказанный с российской точки зрения» [Travers 2002] (или, если точнее, выражающий американское восприятие советско-российской точки зрения). Поскольку все участники исследуемого Бигелоу события присягнули не разглашать тайну, история «К-19» могла быть рассказана только после распада Советского Союза. Как сказал один кинокритик: