На сиденье взятого напрокат «фольксвагена» лежала картагорода, и Ноэль, заглянув в нее еще раз, поехал прочь из центра. Юноша объехалОлимпийский стадион, в Шарлоттенбурге он ненадолго вышел из машины, чтобывзглянуть на озеро и замок. Ноэль не мог этого знать, но он стоял сейчас на томсамом месте, где тридцать пять лет назад стояла его бабушка Кассандра фонГотхард рядом с человеком, которого любила, – Дольфом Штерном.

Из Шарлоттенбурга Ноэль направился в Шпандау – посмотреть назнаменитую цитадель, постоять у прославленных ворот. На каменных барельефахбыли высечены шлемы, символизировавшие всевозможные войны – от средних веков допоследней доски с цифрами «1939». В тюрьме сидел один-единственный узник –Рудольф Гесс, содержание которого обходилось городскому муниципалитету болеечетырехсот тысяч долларов в год. Из Шпандау Ноэль поехал в Грюневальд. Ондвигался вдоль озера и разглядывал дома, разыскивая адрес, который дал емуМакс. Ноэль собирался поподробнее расспросить мать, но, когда подошло время, нерешился. Макс рассказал ему примерное направление, он писал (правда, безподробностей), каким красивым был этот дом прежде. А однажды поведал историю отом, как дедушка Ноэля спас ему, Максу, жизнь, когда ему пришлось бежать изстраны; как вырезал из рам два бесценных полотна, скатал в трубку и вручилсвоему другу.

Сначала Ноэль решил, что проехал мимо, но вдруг он увиделворота. Они в точности соответствовали описанию Макса. Ноэль вылез из машины истал их рассматривать, когда появился садовник.

– Bitte?[6]

Ноэль почти не говорил по-немецки. Он едва помнил то, чтоизучал в Гарварде всего три семестра несколько лет назад. И все же ему каким-тообразом удалось объяснить старику, ухаживавшему за садом, что много лет назаддом принадлежал дедушке Ноэля.

– Ja?[7]

Садовник поглядел на него с интересом.

– Ja. Вальмар фон Готхард, – с гордостью произнесНоэль.

Старик улыбнулся и пожал плечами. Он никогда не слышал этогоимени. Тут появилась пожилая женщина и стала выговаривать садовнику, чтоследует поторопиться, так как мадам вернется из путешествия уже завтра вечером.

Улыбаясь, старик объяснил жене, почему здесь оказался Ноэль.Женщина подозрительно поглядела на незнакомца, потом перевела взгляд на мужа.Поколебавшись немного, она неохотно кивнула и жестом велела Ноэлю следовать заней. Он вопросительно глянул на старика, неуверенный, что правильно понял.

Но садовник, улыбаясь, взял Ноэля за руку:

– Она разрешает вам посмотреть.

– И внутри дома?

– Да.

Старик довольно закивал головой. Он все понял. Какзамечательно, что этот молодой американец настолько интересуется страной своегодеда, что даже приехал сюда! Многие уже давно позабыли, откуда они родом,ничего не знают о том, что здесь было до войны. Но американец вел себя иначе, иэто очень нравилось старику.

Кое в чем дом оказался совсем не таким, каким ожидал егоувидеть Ноэль, но некоторые помещения в точности соответствовали описаниямАрианы – она часто рассказывала сыну о своем детстве. Третий этаж, где онакогда-то жила с няней и братом, совершенно не изменился. Большая комната дляигр, две спальни, огромная ванная. Сейчас здесь располагались комнаты длягостей, но Ноэль отчетливо мог представить себе, как жила его мать. Зато второйэтаж претерпел значительные изменения. Сейчас здесь находились маленькиеспальни, гостиные, библиотека, комната для шитья и комната, вся забитаяигрушками. Очевидно, в доме произошла перепланировка, и от прошлого мало чтоуцелело. Парадная лестница все же оставалась такой же величественной иторжественной. Ноэлю очень легко было представить себе дедушку, сидевшего воглаве стола в огромной столовой. На мгновение юноша вспомнил про нацистскогогенерала, развлекавшегося здесь с девочками, но быстро отогнал неприятноевидение.

Он рассыпался в благодарностях перед пожилой парой, передуходом сделал фотографию дома. Может быть, он попросит Тамми сделать набросок сфотографии и потом подарит матери. Эта идея очень понравилась ему. Он потратилмассу времени, чтобы отыскать на Грюневальдском кладбище место захоронениясемейства фон Готхардов; наконец нашел и долго вчитывался в имена дядьев итетушек, прабабушек и прадедушек – никого из них он не знал. Только одно имябыло ему знакомо – имя его бабушки Кассандры фон Готхард. Интересно, отчего онаумерла такой молодой – всего в тридцать лет?

Кое о чем Ариана никогда не рассказывала сыну – она считала,что ему не нужно этого знать. Например, о самоубийстве ее матери – Ариананикогда не могла без ужаса думать об этом. И еще мать никогда не рассказываласыну о своей недолгой семейной жизни с Полом Либманом. Зачем мальчику все это?К тому времени, когда он стал достаточно взрослым, чтобы понимать подобныевещи, Ариана и Макс пришли к выводу, что это событие касается только самойАрианы и никого более, поэтому ее сына вовсе не следует посвящать вподробности.

Ноэль медленно бродил по тихому кладбищу, разглядывалмогильные холмы. Наконец он вернулся к машине и поехал по направлению к Ванзее,но на этот раз его ждало разочарование. Он так и не смог найти дом, о которомон все еще смутно помнил из рассказов матери. Теперь там стояли аккуратные рядымногоэтажных зданий. Дома, где жили его мать и Манфред, больше не существовало.

Ноэль пробыл в Берлине еще три дня. Он снова ездил вГрюневальд, в Ванзее, но большую часть времени юноша проводил по другую сторонустены. Восточный Берлин действовал на Ноэля завораживающе – там жили совершеннодругие люди. Какими невыразительными были их лица, какими убогими магазины! Этобыла его первая и единственная встреча с коммунизмом, который являлся для Ноэлякуда большей реальностью, чем смутные тени нацизма, пытавшиеся проникнуть всегодняшнюю жизнь.

Из Берлина Ноэль поехал в Дрезден, где пробыл некотороевремя. Главным образом его интересовал замок, за который Ариане выплатиликомпенсацию. Он знал только, что сейчас там маленький краеведческий музей,время от времени пускавший посетителей. Ноэль пошел туда; в музее не было нидуши, если не считать одного сонного служителя. В замке царили мрак и какое-тозапустение, большая часть обстановки, если верить табличке, висевшей при входе,была вывезена во время войны. Но здесь снова, как и в Грюневальде, Ноэль могприкоснуться к стенам, бывшим свидетелями детских игр его отца, со странным ищемящим чувством выглянуть в те же окна, постоять у тех же дверей, потрогать теже дверные ручки, вдохнуть тот же воздух. Этот замок мог бы стать домом и егодетства, живи он здесь, а не на Семьдесят седьмой улице в Нью-Йорке. КогдаНоэль выходил, старый служитель улыбнулся ему со своего места.

– Auf Wiedersehen[8].