Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под водой русалки смотрелись гораздо более внушительно, нежели над ее поверхностью. Они казались выточенными из белоснежного мрамора, с кожей без единого изъяна и широченными плечами, под которыми неподвижно замерли едва выступавшие груди с черными сосками. Они двигались нам навстречу, сжимая огромные золотые трезубцы и жемчужины, и только тяжелые чешуйчатые хвосты, которые мерно рассекали воды, выдавали в них живых существ.
Одна из них подплыла к нам ближе всего и замерла напротив Гефеста. У нее единственной в руках не было жемчужины, но подслеповатые русалочьи глаза светились так сильно, что ей не нужны были дополнительные источники света. От прочих русалок ее отличал и цвет волос – седой как лунь.
Она подняла свободную руку и с помощью пальцев, увенчанных острыми серыми когтями, последовательно сложила несколько фигур, которые чем-то напоминали язык жестов. К нашему удивлению, Гефест не только понял, что она сказала, но и достаточно ловко и быстро показал несколько фигур в ответ. Русалка кивнула ему и мотнула головой куда-то в сторону развалин – жест, понятный даже нам: «Следуй за мной».
Юля тревожно взглянула на Гефеста, но тот был каменно спокоен. Русалки окружили нас, и ничего не оставалось, как плыть вперед, туда, куда они влекли незваных гостей.
– Может, объяснишь, что происходит? – конечности, которыми приходилось грести почти непрерывно, начало покалывать, и мне отчаянно захотелось домой, на сушу.
Гефест плыл с мечом в руке так, как будто каждое утро так на работу добирался, Юле же пришлось вернуть свой в ножны.
– Им что-то от нас нужно. Говорят, что тогда Кракен вернет нам нашего друга.
– Сдается мне, ты с самого начала знал, чем это кончится. Не следовало тебе доверять, – Юля было замедлила движение, но в спину немедленно уткнулся трезубец. – Прав был Костя.
– Запомни хорошенько, я единственный человек, которому тебе как раз и следовало бы доверять на все сто.
– Очень грубо, – не преминул заметить я.
Юля попыталась фыркнуть в ответ, но не получилось.
Огней впереди становилось все больше, и любопытство перевесило тревогу.
Мне доводилось читать легенды о Кракене, но все равно при виде исполинского кальмара от ужаса мое сердце на несколько секунд замерло. От серой чешуйчатой кожи, обтягивавшей его тело, веяло смертью, и единственное, что толкало меня прямо к присоскам размером с турбину самолета, – мысль о том, что это чудище может раздавить нашего друга, как виноградину.
Тяжелые веки задрожали, и на нас уставились краснющие глаза, и то, что они напоминали человеческие, добавляло образу жути. Кожистая штука у него на голове чем-то напоминала корону епископа, и когда Кракен пошевелился, сквозь поднявшуюся песчаную муть я разглядел, что на одном «зубце» был еще один маленький выступ, добавлявший сходства с короной.
– Перед нами – Морской король, – услышали мы Гефеста. – Единственный из троих Великих королей, которому удалось в полной мере сохранить свои силы.
И он был прав: это место было пропитано такой чистой магией, что, казалось, она может подействовать на мое тело, точно яд.
– Оставим церемонии, – зазвучал величественный голос Кракена прямо у нас в головах. – Уже много тысячелетий не приплывали в эти глубины по своей воле жары. Для меня ваши жизни так же коротки, как коротки для вас жизни рыб, которыми вы питаетесь, а еще меньше волнуют меня ваши проблемы. Я не видел солнечного света более трех с половиной тысячелетий, и желал бы оставаться в водах Тихого океана непобеспокоенным еще как минимум столько же.
Голос замолчал, вероятно, ожидая от нас какой-то реакции. Но Гефест безмолвствовал, молчали по его примеру и мы. Я смутно чувствовал, что в вопросах общения с такими существами Гефест несравнимо опытнее любого из нас, в том числе Полуночницы. Сказки о Великих королях были известны даже в мире людей. У жаров эти трое были иллюстрацией слову «зависть». Именно птицу Рух, владычицу небес, динозавра Диноса, повелителя суши, и Кракена Тако, лорда морей и океанов, Нерушимый Дракон создал первыми. Три Короля в зависти своей к Жар-птицам и Дракону насылали на мир жуткие бедствия.
– Сначала вы убиваете миллиарды моих подданных, называя это разумным выловом. Затем начинаете ковырять песок у моих щупалец в поисках черного золота, и мои глаза, в которые то и дело летят отравленные брызги вашего сокровища, уже никогда не будут видеть так, как могли прежде. Но мое терпение окончательно лопнуло тогда, когда вы потеряли страх выходить в море без жертвенной крови. Как видите, терпел я достаточно долго. Тот рыбачок был лишь небольшим предупреждением, так и передайте на поверхности. Всего-то пара капель крови с каждого судна, и плывите себе свободно. Неужели это так сложно?
– Мы непременно передадим ваши… требования на поверхности, – ответил я, практически чувствуя недовольство Гефеста тем, что я вмешиваюсь.
– О, в этом я не сомневаюсь.
От переплетения щупалец отделилось одно, самое маленькое и тонкое, обхватило меня кончиком за пояс, и Кракен притянул меня поближе к себе, точно удав жертву. Я сообразил, что страх и неуверенность в общении с Морским королем означали бы смерть скорую и мучительную, и постарался унять сумасшедшее сердцебиение, когда Кракен поднес меня к одному из своих громадных чудовищных глаз.
– Быть может, я… – начал было Гефест, но эти самые глаза крутанулись в глазницах, выражая неудовольствие, и голос жара оборвался на полуслове.
– Люди взяли моду называться королями, – голос изобразил подобие смешка, а щупальце обвилось вокруг меня еще крепче и врезалось в кожу присосками, – но очень мало кто действительно несет в себе королевскую душу. Вы серьезно думаете, что я бы стал тратить силы и приглашать вас в свои чертоги только из-за жертвоприношений? Да я и так изрядно шороху навожу, насылая на Японию цунами и заливая Филиппины.
– Ну вообще-то нет, – пробормотал я, радуясь, что пока не нужно было дышать: щупальце так передавило мне живот, что я едва ли смог бы сделать хоть малейший вздох. – Не думаем.
– И вот мои верные жены, нежные русалочки, доносят мне, что на поверхности затевается такая буря, которая затронет эту планету до самых морских глубин, – щупальце поднесло меня к глазам Кракена еще ближе, так близко, что при желании я мог потрогать их за зрачки. – А это напомнило мне об одном событии, которое я предпочел бы изгнать из памяти: об истории, как я проиграл человечке целых четыре желания. Два из них я уже исполнил и вот, наконец, исполняю третье.
Кракен выстрелил одним из
