– Пошли, у нас есть тридцать секунд! – поторопила она Максима. – Прыгаем!

– Не знал, что ты хакер, – произнес он, когда они забрались в кузов и устроились в узком просвете между плотно заполнившими его коробками из упругой пластмассы, а грузовик так же плавно тронулся, – судя по всему, заняв новое место в ряду собратьев.

– Прикалываешься? Настоящих хакеров не осталось. Вымерли как бронтозавры. Даже гуманитарная барышня вроде меня может использовать готовый софт с таким же эффектом. Хотя… с несколькими реликтовыми навыками этого ремесла я тебя познакомлю.

О месте назначения Максим узнал уже в конце пути, на протяжении которого он был безоружен и чувствовал себя скорее грузом, а не пассажиром. Тем более – не боевой единицей. Сидел спокойно, хотя чертовски хотелось в туалет. Но остановки не были предусмотрены.

Он понимал, что полностью беззащитен, если их все-таки накроют. Если СПБ (а кто же еще?) была у них на хвосте, значит, безопасных мест нет даже в горах и джунглях. Хорошо еще, что не в багажнике легковушки ехать пришлось. Но от неудобной позы затекли ноги.

А вот у его попутчицы оружие было… Через час или около того она окликнула Макса, подумав, что тот спит.

– Вставай! Добро пожаловать в Канкун. Только сейчас тут курортный сезон не очень задался. Оружия тебе я пока не дам. У меня с собой нет запасного. Добудешь в бою.

Но это оказалась шутка (за которую ему уже тогда захотелось задать ей хорошую трепку). Свой первый пистолет Максим получил по прибытии в город. А вскоре вживую увидел тех самых неосапатистов, которым несколько раз собирал деньги на крупнокалиберные «средства для борьбы с крокодилами».

Тогда ему чудом удалось избежать внимания Службы планетарной безопасности. «Космическое» название контрразведки Корпуса мира давно стало поводом для шуток. Но тому, кто попадал в лапы этой спецслужбы, быстро становилось не до смеха. Космической романтики в их действиях было мало. Максим знал нескольких человек, которые убедились в этом лично. Оба остались живы, но навсегда отучились интересоваться политикой. А ведь они почти ничего не сделали. Не готовились к силовому свержению власти или хотя бы одиночному теракту. Просто не умели держать язык за зубами на просторах Сети.

Почему-то он думал, что его, как ценный источник сведений, сразу приведут к самым главным фигурам в подполье… которое, впрочем, уже перестало быть подпольем и активно брало власть в стране. Почти две трети Мексики на картах в выпусках новостей были закрашены красным. Только в столице и на севере, вдоль границы, да на побережьях оставались крупные участки синего – где старый режим еще держался. Но вместо этого, сокрушался Макс, его засунули в какую-то второстепенную боевую ячейку в никому не нужном Канкуне. Где он провоевал несколько недель, так и не совершив ничего важного. Не подорвав небоскреб, не пустив под откос эшелон с танками, не убив ни одного министра.

Умом он понимал, что с ним поступили разумно, – с их точки зрения. Ведь они до сих пор не могли доверять ему на сто процентов. Такова уж судьба ренегата. Почему-то он вспомнил фильм, который нравился бабушке, – «Свой среди чужих, чужой среди своих». Тот был как раз про гражданскую войну. Надо быть готовым к этому. К тому, что, потеряв один мир, не будешь принят и в другой. А вовсе не к тому, что тебя примут с распростертыми объятиями.

В первый же день, получив двойной набор ID на имя Майкла Спенсера и Ганса Брауна, для использования в разных случаях, Максим прошелся по городу, который номинально все еще оставался в руках прежней власти. Копов на улицах не было видно. Говорили, что они объявили массовую забастовку и готовились «перейти на сторону народа». Злые языки уточняли, что их начальству за это заплатили большую сумму в валюте. Зато на улицах еще встречались блокпосты и патрули парамилитарных формирований в черной форме, которые, как говорили, с «ребелами» не церемонятся.

Когда Максим сюда ехал, он уже знал, что ему совсем не понравятся чопорные районы в колониальном стиле, построенные на костях индейцев, а приглянутся те места, где силен дух доколумбовой Америки и более новой борьбы за независимость. Здесь, на полуострове, этот дух он ощутил сквозь всю туристическую мишуру. И пусть тут пока еще правили компрадоры… он был убежден, что это временно.

На одной из авенид Рихтер собирался вызвать такси, но передумал, увидев, что это не робокар, а машина с человеком-водителем, выправка которого показалась ему слишком строгой, военной. Максим в машину не сел. Никакой паранойи – просто осторожность. Уж очень он был бы беззащитен в узком салоне. Здесь чужая страна, к тому же находящаяся на распутье. И пока он не привык, не адаптировался к местности, надо быть более бдительным, чем обычно. Таксист пожал плечами и уехал.

Вместо этого Макс прокатился на более демократичном «Солнечном трамвае», подобный которому видел в Скандинавии. Ни троллеев, ни рельсов – только солнечная панель на крыше и беспроводные питающие станции на каждой остановке. Подземного метро тут не было, и это хорошо. Максим помнил, какая толкучка и грязь в метро Нью-Йорка и Лондона.

За город он соваться не стал. Контроль за автобусами или такси, перемещающимися между населенным пунктами, должен быть жестче, чем режим внутри их границ. На полуострове Юкатан действующих железных дорог не было, хотя в другой части страны скоростные поезда китайского производства развивали скорость не намного меньше, чем вакуумные из Европы.

В самом Канкуне тоже надо было смотреть в оба. Он и без Софи знал, что ни одного квадратного метра безопасности вокруг нет, ни в городах, ни за их пределами. Что тут не Германия и не Северная Америка, а страна, где давно идет гражданская война. И закон действует не дальше, чем в радиусе пары километров от полицейского участка. Да и закон этот… не тот, что ему привычен. И что полицейские и каратели-paramilitares могут задержать его или убить на месте, приняв за партизана. А боевики наркокартелей или индейцы-сапатисты и просто повстанцы – могут пристрелить, приняв за агента полиции. Не говоря уже об обычных мелких бандах.

В первый же день Макс пошел на рынок, стилизованный под сельский, в самом центре города-курорта. У входа рядом с рамкой металлодетектора (живых патрульных нет, но специально для вандалов и нарушителей написано, что дрон прилетает за 60 секунд) висит табличка: «Опасайтесь карманников». Ну, у него воровать было нечего, и в своей жизни он видел местечки куда опаснее. Поглазел на патриархальный рынок, чистые дорожки, аккуратные палатки с навесами.

Из экзотики тут были клетки с разноцветными цыплятами. Когда-то их красили, но защитники животных давно добились запрета – тогда стали выводить модифицированных, но и их хотели запретить, так как непривычный цвет якобы наносит им психическую травму. Их часто покупали дети, чтобы натурально затискать до смерти. Рядом продавались деревянные скульптуры лебрихе – драконы, вырезанные, как гласила надпись, в деревне Арасола из священного дерева копаль, которых якобы использовали жрецы в своих тайных ритуалах. И хотя в соседнем переулке продавали какое-то высокотехнологичное барахло, почти не уступающее японо-австралийскому, только вдвое дешевле и чуть менее надежное, – в этом месте время будто остановилось. Хотя все это была стилизация. Но хорошая стилизация – изделия из настоящего дерева, а не из пластика, а узоры и идолы очень похожи на те, которые он видел в Ультрапедии. Над базарчиком плыли звуки национальной музыки.