понимают, что здесь делает девушка в ортопедическом воротнике и рукой на перевязи, что вообще происходит?

– К стене. Быстро.

Юлита обернулась. Эмиль Хорчинский стоит за дверью, при входе в кокпит. Перед ним стоит на коленях мужчина в дорогом костюме. Руки в одноразовых пластиковых наручниках, на голове мешок. Эмиль приставил к его виску пистолет. Не тот пистолет, что тогда, в машине. На сей раз белый, угловатый, наверное, из какого-то искусственного материала. Похож на игрушку. О том, что это не игрушка, свидетельствует круглая дыра в потолке. В другой руке Эмиль держит какой-то провод, ведущий к внутреннему карману пиджака. Юлита выполняет требование, ковыляет к стене. Делает над собой усилие, чтобы не закрыть глаза.

– Хорошо, – кивает Эмиль. Он говорит хриплым голосом, словно много кричал. Или плакал. – Ряды с первого по десятый могут выйти, остальные остаются. Встаете по одному, места А, В, С и D по очереди. Следующий человек встает, только когда…

– Умоляю вас, отпустите меня, – в двенадцатом ряду встает женщина. У нее на щеках черные потеки от туши. – У меня двое детей, они…

– Заткнись!

– Ради бога…

– Заткнись и сядь! Ну, давай, сука! – Эмиль отрывает оружие от виска стоящего на коленях мужчины, целится в женщину. Она начинает всхлипывать. Поднимает руки вверх. Садится.

– Вы все выйдете отсюда, – говорит Эмиль. – При условии, что не будете делать глупостей. Ясно? Повторяю, ряды один тире десять, никаких исключений, никаких отказов. Ряд 1, место А. Встать! Пошел!

Пожилой мужчина отстегивает ремень, направляется к дверям на подкашивающихся ногах. За ним – женщина с места В. Когда они проходят мимо нее, Юлита слышит, как дрожащий голос шепчет молитву. Потом первый ряд, места С, D. Все идет быстро, быстрее, чем она думала; уговаривать никого не приходится. Когда старушка с места D в десятом ряду выходит на трап, Эмиль приказывает одной из стюардесс встать и закрыть двери. Та выполняет приказ. Хотя она проделывала это тысячу раз, сейчас ее руки скользят на задвижках, не могут найти нужные кнопки. Наконец все получается. Эмиль дулом показывает ей место на полу. А потом достает кое-что из кармана. Диктофон. Нажимает кнопку. Из динамиков звучит женский голос. Ее голос, голос Юлиты Вуйчицкой. Она говорит слова, которых никогда не произносила. “Ты получил, чего хотел. Что теперь?” – “Ты возьмешь у меня интервью, – отвечает Эмиль в записи. – Хочу, чтобы мир узнал мою версию событий”.

Хорчинский подходит к ней, прикладывает палец к губам, веля молчать. Бесцеремонно поднимает ее блузку, отцепляет микрофон и кладет его на пустое кресло, рядом с диктофоном, из которого звучат следующие слова, целые предложения. Это ее собственный голос, но он украден, упрятан в бутылку. Волосы у Юлиты встают дыбом. Но как? Как? Нет времени собраться с мыслями. Эмиль подталкивает мужчину с мешком на голове вперед и усаживает его в седьмом ряду, потом жестами показывает Юлите сесть рядом. Она делает, что он велит. Кресла воняют мочой. Мужчина четырьмя рядами дальше резко раскачивается, что-то говорит самому себе.

– Вы, – Эмиль обращается к остальным пассажирам. Он говорит тихо. – Сомкнули губы, и все делают “м-м-м-м”. Раз, два, три. Начали.

Тишина. Круглые от потрясения глаза.

– Я неясно выразился?! – Эмиль снимает пистолет с предохранителя, целится в пассажиров. – Что, помычать не можете? Даже если вежливо попрошу?

– Можем, – пробормотал кто-то сзади.

– Так мычите, блядь! Начали!

MEGANEWSY.PL – ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ!

СРОЧНО: СРЕДИ ЗАЛОЖНИКОВ ЗАММИНИСТРА МВД ЯН БРОНЯРЕК

СРОЧНО: ПОЛОВИНА ПАССАЖИРОВ НА СВОБОДЕ

СРОЧНО: ДУШЕРАЗДИРАЮЩЕЕ ОБРАЩЕНИЕ МАТЕРИ ОДНОЙ ИЗ ЗАЛОЖНИЦ

Сначала один человек, потом следующий и еще один, через минуту мычит половина пассажиров, низкое, вибрирующее “мммм” наполняет самолет, это можно почувствовать животом, словно здесь сидят не напуганные бизнесмены, туристы и студенты, а медитирующие буддийские монахи. Юлита в страхе озирается вокруг. А потом вспоминает, что говорил в автобусе Закшевский. Лазерные микрофоны фиксируют дрожание воздуха, сопровождающее звуки. Эмиль их заглушил. Единственное, что сейчас услышат штурмовики, так это звучащий из диктофона заранее подготовленный разговор.

Эмиль достает второй диктофон, начинает записывать. А потом снимает мешок с головы мужчины в костюме. Красное вспотевшее лицо выглядит знакомо. Она точно видела его раньше.

– Позвольте вас друг другу представить, – говорит Эмиль. – Это Юлита Вуйчицкая, журналистка. А это замминистра Бронярек.

– Да что тебе, сука, нужно?! – Юлита не выдерживает, стресс изливается в крик. – Чего ты от меня хочешь?

– Прекрати орать, – шипит Эмиль. – Не так уж много. Чтобы ты выслушала. Министр расскажет тебе историю. Вы знаете какую?

Бронярек весь трясется, точно желе. Крутит головой.

– Тогда я подскажу. Улица Моджевёвая, семьдесят три. Театральный кружок. Тебе это о чем-нибудь говорит, мразь?

Замминистр меняет цвет, кровь отливает, лицо из красного становится белым. Из набрякших кровью век текут слезы.

– Расскажешь?

Ни ответа, ни движения.

– Сомневаешься? Неудивительно, – цедит сквозь зубы Эмиль. – Я облегчу тебе выбор. Если расскажешь все, все-все-все, гладенько и по очереди, как ты вещаешь по телевидению, я отпущу тебя живым. А если нет… – Дуло касается вспотевшего виска, рядом с бешено пульсирующей веной. – Я разнесу тебе башку. Понял? Да? Так что, расскажешь?

Бронярек смотрит ему в глаза. То, что он в них видит, вынуждает его кивнуть.

– Прекрасно. В таком случае…

– Почему я? – перебивает Эмиля Юлита. Хорчинский поворачивается к ней. Его лицо страшно. Застывшая, искаженная ненавистью маска.

– Потому что тебе хватит смелости это повторить. И ты это сделаешь так, чтобы все услышали.

– Откуда ты знаешь? Я этого не знаю.

– Значит, я знаю тебя лучше, чем ты сама.

Эмиль не ждет ответа, отворачивается и вынимает кляп изо рта Бронярека.

“Я знаю тебя лучше, чем ты сама, – мысленно повторяет Юлита. – Что за бред”. А потом она вспоминает, что Хорчинский читал все ее электронные письма и эсэмэски, подслушивал ее, прекрасно знал, какую на нее поставить ловушку, как заманить ее наживкой. Может, что-то в этом есть.

– Я не знаю, кто ты. – К замминистра вернулся голос, он начинает говорить, говорит быстро, лишь бы заболтать угонщика, понимает, что время работает на него. – Но клянусь, что правительство пойдет на значительные уступки, чтобы обеспечить мне…

– Моджевёвая, семьдесят три, – Эмиль говорит на удивление спокойно, словно отчитывает ребенка, но пистолет давит на висок все сильнее, пока пластиковый край квадратного дула не прорезает кожу и не появляется кровь. – Актерский кружок. Мы слушаем.

У Бронярека нет выбора. И он рассказывает о детском актерском кружке в кирпичном приходском здании, покрытом красной жестью, по адресу Моджевёвая, 73, который организовал Рышард Бучек. О том, как Бучек вместе с отцом Клосом выбирали жертв. Детей, привыкших безоговорочно слушаться приказов, любой