* * *

Вероника Петруничева выключила кофеварку, поставила крохотные чашечки на чеканный поднос. И, стараясь не оступиться, понесла его в комнату, где сидел Артур Тураев. Несмотря на то, что все пострадавшие в семье полковника были живы, в старинной просторной квартире воцарилось печальное безмолвие.

Хозяйка надела чёрный костюм с несмываемой пропиткой. Вероника привыкла всегда выглядеть модно и элегантно, но в эти ужасные дни не имела времени на то, чтобы гладить юбки и жакеты. Поэтому выбрала итальянский ансамбль и не снимала его уже неделю. Жене полковника, симпатичной сероглазой блондинке, никто не давал пятидесяти пяти; казалось, что ей сорок. И даже сейчас Вероника ничуть не постарела.

Антикварные напольные часы, безукоризненно отлаженные и отполированные, пробили шесть раз. Артур смотрел на циферблат, видел в нём себя — в чёрном строгом костюме и белой сорочке с галстуком цвета грозового неба. Он не сразу заметил, что вернулась хозяйка и принесла кофе. Просто сидел, смотрел на часы, думал о жизни и смерти.

Эта квартира принадлежала Вероникиному отцу-профессору, микробиологу Одинцову, привычки которого дочь унаследовала полностью. Так же как и отец, она принимала гостей или в богатейшей библиотеке, или вот в этой уютной гостиной, обставленной в стиле девятнадцатого века, откуда через два узких окна можно было видеть старый московский дворик.

Раньше в гостиной было темновато, но ураган позапрошлого года сломал два тополя, мешавшие дневному свету проникать в комнату, и здесь стало веселее. Артуру даже показалось, что раздвинулись стены, сделались выше и без того недосягаемые потолки.

— Прошу вас, угощайтесь. Вот наше фирменное печенье, сливки, лимон, ром. Больше я ничего не успела приготовить. Из больницы в больницу бегаю, всё валится из рук. А количество дел, наоборот, день ото дня увеличивается. Но с вами, Артур, я решила встретиться в первую очередь. Выслушайте меня внимательно, не перебивайте, а то я совершенно запутаюсь. Пейте кофе, остынет!

Вероника и сама сделала несколько глотков. Артуру очень хотелось курить, но он решил потерпеть и не доставлять хозяйке лишних неприятностей. Петруничев всегда жаловался, что супруга не переносит дыма, и ему приходится в даже лютый мороз выходить на балкон.

— Сегодня утром в этой квартире раздался телефонный звонок. Я собиралась ехать к сыну, к Максиму — обещали ненадолго пустить в палату. Вы ведь знаете, что он пострадал в автокатастрофе. Видимо, это окончательно подкосило мужа… Извините, я отвлекаюсь! — спохватилась Петруничева, касаясь кончиками пальцев высокого чистого лба. — Звонил мужчина, голос которого я раньше никогда не слышала. Представился Иннокентием…

— Что?! — Тураев не сдержался и хрустнул пальцами. Этого он никак не ожидал и на секунду оторопел. — Иннокентием?..

— Да, именно так. Я слышала от Саши это имя, но тогда значения не придала. Кажется, это глава фирмы, которая серьёзно конфликтует с законом. Я в курсе того, что вы с Сашей работали по делу о похищении девочки, и в этом преступлении подозревают Иннокентия Лукина. Поэтому я крайне удивилась, когда этот человек стал со мной разговаривать…

— И что он вам сказал, Вероника Яковлевна?

Артуру всё происходящее казалось бредом. Лукин обнаглел до такой степени, что нормальный человеческий мозг перестал воспринимать происходящее и отключился. Кеша Лукин вальяжно звонит на квартиру полковника милиции и использует его жену для передачи Тураеву каких-то своих условий. Именно условий, потому что вести себя подобным образом может только очень уверенный в себе прохвост, который уже ничего не боится.

Интересно, сегодня он впервые набрал номер Петруничева или нет? Ведь не просто так Лукин остановился именно на таком способе связаться с Артуром, а заодно и продемонстрировать степень своего влияния.

— Он сказал, что вы всё поймёте, — медленно начала Вероника, то и дело поднося к губам чашечку с кофе. — Он сказал, что дискета у него. Что за дискета, я понятия не имею. Но, кажется, о какой-то дискете Саша говорил по телефону. Утром того дня, когда попал в больницу…

— С ним?! — ужаснулся Тураев.

Он отчётливо вспомнил сцену в кабинете полковника, когда тот потерял сознание именно при разговоре о дискете Вандышева. Тогда это показалось Артуру просто случайным совпадением, но сейчас кошмарная догадка будто бы с размаху ударила его кулаком в лицо.

В такое невозможно поверить, но никто кроме Петруничева не мог передать Лукину эту дискету. Как такое могло произойти? Александр Георгиевич был осторожным и благоразумным, иногда даже циничным, но далеко не трусливым человеком. И денег имел достаточно, что позволяло ему ежедневно не думать о хлебе насущном.

Тот же самый Максим не забывал родителей, дочка Катя тоже была устроена неплохо. И у Вероники в замаскированном сейфе хранились фамильные драгоценности. Конечно, денег много не бывает, но полковник не производил впечатления законченного рвача. О чести офицера он не забывал, но и фанатиком не слыл. Неуклонно и спокойно строил карьеру, собираясь на пенсии, подобно западным старикам, посмотреть мир. И вряд ли в свои пятьдесят пять вдруг решил осрамиться, попав в эпицентр скандала.

Вынудить Петруничева пойти на сотрудничество с Лукиным могли иные обстоятельства, и Артур уже сообразил, какие именно.

— С кем? — переспросила Вероника. — Я точно не могу вам сказать. По имени Саша собеседника не называл. Первый разговор произошёл у них в тот день, когда Максим попал в аварию. Мы только что вернулись из «Склифа», и тут же раздался звонок. Я была в таком состоянии, что ничего толком не запомнила. Ведь только что хирург сообщил нам, что надежды практически нет. Саша отказался ночевать в спальне, и я не настаивала. Собака своим лаем вырвала меня из тяжёлого, мутного сна. Мне пришлось вечером наглотаться таблеток, чтобы не сойти с ума. Ведь Максим стал уже четвёртым… Как рок, как проклятие все эти трагедии! — Лицо Вероники скривилось в плаче. — Словно какой-то бесплотный, неуловимый враг преследует нас, хочет вывести семью под корень… Пришлось вызвать «неотложку», и кардиограмма показала предынфарктное состояние. Хотели немедленно звонить в «скорую», но Саша категорически отказался ехать в больницу. Сказал, что должен уладить кое-какие дела, иначе нашим горестям не будет конца. Уверял меня, что знает, как оградить семью от напастей. И на это, дескать, нужно совсем немного времени. Я верила, очень хотела верить, что дело поправимо. Утром Саша попросил дать ему в постель мобильник и куда-то позвонил. Вот тогда я, уже немного успокоившись, и услышала слово «дискета». Но не придала значения, потому что Максим часами возился с компьютером, и все приятели у него такие же. Решила, что он должен кому-то отдать дискету, и всё.

— Понятно.

Артуру показалось, что его лицо стало каменным. Язык ворочался с трудом, а горло пересохло где-то внутри. Кофе не помогал, забылась даже недавно желанная трубка. А сердце стучало медленно, тяжело, неохотно.

— Иннокентий сказал, что дискета у него. И что дальше? Он хотел что-то передать мне через вас?