У этой женщины были всё те же заметные, но нежные скулы, длинные ноги, сильные плечи, фарфоровая, несмотря на загар, кожа, и застенчивая улыбка. Только её волосы, в ту пору русалочьи, теперь лежали короткой модельной стрижкой.

А вот у маленькой её дочки было лицо Артура Тураева. Алла сказала, что пять лет ей исполнилось несколько дней назад. Значит, родилась девочка ровно через девять месяцев после их единственной ночи. Тогда Артур первые дни находился в следственном изоляторе и с ужасом вспоминал институт Сербского, торжествуя свою победу над врагами — первую победу. А некоторое время спустя он произнёс в зале суда своё последнее слово.

— Я не раскаиваюсь в том, что уничтожил опасных преступников. Теперь они уже никому не причинят вреда, и это отрадно. Рано или поздно правда восторжествует, и общественность узнает, кем на самом деле были эти формально чистые перед законом нелюди. Виноват я в одном. В том, что тогда, на яхте, рисковал чужими жизнями, держа на взводе две боевые гранаты. Но я так и не позволил своим рукам ослабеть, а гранатам — взорваться. Надо учесть и то обстоятельство, что первым при взрыве погиб бы я сам. И второе. Приказав команде яхты «Марианна» идти в Кронштадт штормовой ночью, я опять-таки поставил под угрозу безопасность находившихся на судне людей. Но другим моим пожеланием было дать в эфир сигнал бедствия. Этим я подстраховывал яхту с экипажем и пассажиров от неприятных неожиданностей. Кстати, до острова Котлин оттуда было не так уж далеко. Я изначально имел целью сдаться властям. О снисхождении не прошу, потому что виновным себя не считаю. У меня не было другого выхода. Действуя по закону, да ещё со связанными руками, я не мог избавить людей от этой банды…

Значит, в тот день, когда в Москве горела останкинская башня, и автозак вёз Артура Тураева в «Матросскую Тишину», родилась его дочка. Получается, что у него теперь двое известных детей — Амир и Серафима. С сыном Артур знаком слабо, а дочь вообще никогда не видел…

В ожидании суда он провёл в «Матросской Тишине» меньше года. Тураев запретил своему адвокату затягивать время, вносить протесты, искать огрехи в обвинительном заключении. Он прекрасно знал, что справедливости не добиться, и сам рвался в колонию строгого режима. Тогда Тураев ещё не знал, что на зоне его собирались убить.

— Очень удачный снимок, Алла Дмитриевна.

Тураев поднялся из-за столика, чувствуя, как его покачивает из стороны в сторону. Ещё подумают, что он пил в баре за три часа до окончания смены!.. Не скажешь ведь напарникам и хозяйке, что сегодня довелось впервые увидеть собственную пятилетнюю дочь, о существовании которой он даже не подозревал.

Всё верно, девичья фамилия Ирины — Валитова. Значит, она развелась с мужем-художником. Не допустила, чтобы Саша Рыцарев воспитывал чужого ребёнка или хотя бы числился его отцом.

«Ира сказала, что хотела бы родить дочку Симочку… А получилось, что она предала меня и загубила своё будущее… Ирина горюет о том, что была игрушкой в ваших руках. Несмотря на образование и природный ум она оказалась дурочкой, лохом. И всё ждала вас. Ждала того, кому уже перестала быть нужной. Пожалейте её, Артур…»

Тураев слышал голос Серафимы Кобылянской, о которой уже вспоминал сегодня. Он понятия не имел, где находится сейчас Кормилица, бывшая атаманша банды, Доктор-Смерть. Но почему-то казалось, что она рядом. Майор Тураев не стеснял себя в средствах, когда хотел покарать преступников, и мало думал о чувствах окружающих. Тогда он использовал близкую подругу Кобылянской, гувернантку её детей Ирину Рыцареву как источник информации, и в итоге усадил Кормилицу на скамью подсудимых.

В том же году Артур сам попал за решётку, в следующем — лишился званий и наград. Попал потому, что уничтожил ещё одну банду. И всё это время считал, что Ирина сделала аборт. Она ведь страдала в те новогодние дни, очень много пила и хотя бы потому могла побояться рожать. А Ирина при расставании обманула его, попросила забыть о ней. Твёрдо заявила, что не хочет этого ребёнка. А в те же самые первые часы двухтысячного года увидела свет Милена Вандышева, будущая подружка Симы…

— Задержали мы вас, Артур! — спохватилась Алла. Она взяла у Тураева снимок и спрятала его в сумочку. — Валера, Миленка-то заснула! Тихонечко разбуди её и пойдём скорее. Смотри, темно уже!..

— Сейчас, сейчас! — Вандышев, кряхтя, поднялся из-за стола; опираясь на трость, похромал к креслу, где спала дочка. — Ничего, мы её на заднее сидение положим, а я радом с тобой сяду. Жаль, подменять Аллу за рулём не могу, особенно когда доча с нами…

— И не думай, и не мечтай! — отрезала Алла. — Артур, мы оба так счастливы, что с вами всё в порядке! Обязательно приезжайте в гости…

— Спасибо, когда-нибудь выберу время.

Тураев отвечал машинально, а сам пытался вспомнить, где же пять лет назад жила Ирина Рыцарева. Кажется, на Багратионовском. Ничего, если переехала, всё равно отыщем…

Артур проводил Вандышевых до автомобиля, но дожидаться, пока они уедут, не стал. На заправку заворачивал белый «Фольксваген-Пассат» с брянскими номерами, из салона которого мощно звучал позапрошлогодний хит «Роза чайная». Артур слушал песню и думал, что сегодня он закончит свою смену, но долго жить среди холмов и перелесков Дорохово всё равно не сможет.

Он заправлял белый «Фольк», а сам наблюдал за Вандышевыми. Наблюдал издалека, стесняясь и мысленно ругая себя за праздное любопытство. Алла уложила Милену на заднее сидение, сунула ей под голову подушку, укрыла клетчатым пледом. И никто на всём белом свете не догадался бы, что девочка Алле не родная — столько нежности, любви и заботы было в каждом её движении.

Валерий Ильич распрощался с механиком, захромал к машине. Наверное, на заправке многие знали эту чету, но всё-таки более остальных был посвящён в её тайны Артур Тураев. По сути, он и сотворил эту семью, и сберёг ей.

Вандышев с трудом забрался на переднее сидение, и «Мерседес» выехал со стоянки. Тураев смотрел ему вслед, на удаляющиеся красные огни, и думал, что уже ночью отец, мать и дочь будут в Москве. Он и сам стремился вслед за счастливым семейством, в свой родной город, на восток, где каждое утро всходило солнце.

Артур знал, что рано или поздно он вновь поселится в Москве, но будет уже совсем другим. Не зря в неполные тридцать семь лет ему выглядит сорок — слишком много он выстрадал и понял. Тураев сознавал, что и сам виноват перед многими людьми. Но верил, что Москва, несмотря ни на что, ждёт его. Что она, как родная мать, поймёт, простит и примет…

2000 год

Изменения в текст внесены в 2013 и в 2016 г.г.

Санкт-Петербург, пос. Смолячково

(Продолжение — см. «Ночь с четверга на пятницу»)