Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Через два часа, когда окончательно стемнело, Юля поднялась по ступеням на крыльцо дома, где жила странная девочка, и позвонила. С сумкой через плечо, в бейсболке, она то и дело оглядывалась по сторонам. В домах через дорогу зажигались огни. Пахло садом и навозом. Ненавязчиво, но методично Юля нажимала пальцем на кнопку звонка, пока вдруг не услышала из-за двери:
— Звонок не казенный, чай, а?
Юля даже отступила от неожиданности.
— Простите, — выговорила она, — тут живет Рая Рытвина?
— Ну, тута, а чо с того?
— А позвать ее можно?
— А зачем она вам?
— А надо, — убедительно проговорила Юля.
— Ну, зачем?
— А мы ей хотим предложение сделать. Выгодное.
— Какое выгодное? — насторожилась та, что пряталась за дверью.
Она уже слышала голос, что сейчас звучал за дверью, поняла Юля. Но где?
— В кино сняться.
— Да ну?! — вырвалось у говорившей по ту сторону двери.
— Да, я ассистент режиссера.
— А чо за кино-та?
— Про любовь.
— А-а! А там целоваться надо будет? В кино-та?
— Да все время надо будет целоваться. Так вы позовете Раю?
Щелкнули два замка, и дверь осторожно открылась. Из темноты коридора на Юлю смотрела та самая скуластая девочка с недобрыми колючими глазками и приплюснутым носом, которую она видела в окне.
— Это я, Рая Рытвина, я это, — осторожно сказала она.
— А я знаю, что это ты, — проговорила Юля. — Ты одна дома?
— Ага, — ответила та.
— А где отец твой?
— А где надо. Дела у него.
— Ясно.
— Так вам он нужен или я?
— Ты, конечно! — Стоило бы воспользоваться отсутствием родителя этой милой уродицы, решала про себя Юля. Ей ничего не будет стоить разговорить ее. Только бы не помешали! — Мне тебя такой и описывали, — убедительно кивнула она, но не смогла сдержать горького вздоха: — Симпатичной!
Дверь открылась шире, и Юля смогла разглядеть ее всю. Только лицом она была девочкой, а телом — половозрелой молодой женщиной. Это несоответствие покоробило Юлю, как коробит всякое несоответствие в человеческих пропорциях, по странной случайности не предусмотренное, но допущенное природой.
— Только меня все Белкой зовут, — сказала хозяйка. — Мне это имя нравится.
— И об этом я знаю, — кивнула гостья. — А меня Джулией зовут.
— Имя како-то не наше.
— Зато красивое. Правда?
— Правда, — согласилась та.
— Стало быть, хочешь в кино сниматься, Белка?
— Хочу, — кивнула девочка-переросток.
Юля все еще решала, проситься в гости или не проситься. Как отреагирует молодая хозяйка? Вдруг замкнется? Отступит. Прогонит ее, незнакомку. И отталкивал ее этот дом. Какой-то скрытой силой отталкивал. Нечто плохое таилось за этим порогом, в той темноте. Но она должна была переступить его! Ведь она смелая и никогда не отступает. И слишком многое было поставлено на карту.
— Ты в дом-то меня впустишь? — ласково спросила Юля. — Или тебе не разрешают приглашать чужих?
— Не-а, не разрешают, — покачала она головой. — Ругают меня. Но тебя я впущу. Да и кого мне бояться? Нас тут все знают. И мы всех знаем. Все кругом соседи. Ты ведь меня не обидишь? — Ее глаза подозрительно блеснули.
Но что в них было? Юле вдруг показалось, что насмешка.
— Нет, что ты!
— Тогда входи, Джулия.
Теперь Юля знала точно: это была та самая девочка, что удила рыбу в одном из затонов Русалочьего озера со своим отцом. За камышами. Ее речь, и особенно ее «чо», нельзя было спутать ни с какой другой речью. Она приняла ее за взрослого ребенка по голосу, но хозяйка была совсем не ребенком…
— Ну так чо ж ты? — спросила та. — Или передумала?
«Была не была», — решила Юля и переступила порог этого дома. И тут же сморщилась — на нее пахнуло кислятиной и навозом.
— Капустку солите? — брезгливо спросила гостья.
— И капустку, и грибочки, и червячков дождевых разводим.
— Как это?
— Для рыбалки. А червячкам навозец нужен.
— Ясно. Мы в коридоре будем стоять?
— Ой, забыла. Пойдем в мою комнатку.
Юля двинулась за юной хозяйкой.
— А почему тебя зовут Белкой? Расскажи мне.
— Когда я была маленькой, у меня белка жила. С красивым таким хвостиком. Я ей говорила: и я хочу такой хвостик. А белка отвечала: тебе не надо. А ей опять: очень надо, дай мне поносить, мы ж подруги. А она мне: без хвостика обойдешься! — Девушка разом обернулась, и глазки ее зло блеснули: — Тут и дружбе конец. Взяла я и отрезала ей хвостик.
— Как — отрезала?! — опешила Юля.
— Ножницами, вот как.
— Живой белке?
— Ну так не мертвой же. Я ж только примерить хотела. Прикормила ее, затейницу, левой ручкой ее зажала, — девушка перед самым носом Юли сжала в кулак свою явно очень сильную руку, — правой взяла ножницы — чик, и готово. А она-то захрипела, забилась и как меня укусит! Я так закричала, так закричала! Папка вовремя подбежал, выхватил белку, она и его цапнула, а он ее об стену — бац! Вдребезги! И все.
Юля непроизвольно поежилась.
— Прямо об стену?
Они вошли в комнату девушки, заваленную старыми куклами, игрушками, всякой всячиной, место которой на помойке.
— Да вот об эту, — Белка кивнула на одну из стен, укрытую ковром. — Я потом хвостик к себе все примеряла. И так приложу, и сяк приложу. И окропляла его живой водицей, которую мне соседка… — она вдруг запнулась, — приносила.
— Какая соседка? — вырвалось у Юли.
— А какая тебя разница-та?
— Да просто спросила, — пожала плечами Юля.
«Зря она это, ой зря! — вдруг пронеслось в голове у Юли. — Соседкой, скорее всего, была как раз Варвара!»
— Та соседка, которую давеча убили, — сказала Белка. — Вот какая соседка.
— А у вас соседку убили? — как можно натуральнее изумилась Юля.
— Неужто не слышала?
— Нет, — замотала головой Юля.
— Вилами закололи — прям в живот! В сарае. — И она, сцепив две ручки, кулачок к кулачку, ткнула ими в направление гостьи: — Хрысть!
Вот от этого «хрысть» у Юли вновь сжалось сердце.
— Ясно, — согласилась она. — А что с хвостиком?
— С каким хвостиком?