— Пионы. Белые. Свежайшие. Большой букет. Такой, что если девушка решит дать им мне по морде — чтоб я отправился в нокаут.

У консультантки восхищенно округляются глаза, её коллега, пасущийся неподалеку от нас, более скептичен — косится на меня, явно прикидывая, чем это я мог накосячить для таких подарков.

Ох, парень, ты даже не представляешь.

Хотя цветы — это просто цветы. Жаль, что их так испортили, превращая в неизменный спутник мужской виноватой морды. Дарить-то их стоит в основном ради удивленных огромных глаз, ворчливого: "Спасибо, хоть не стоило", а еще, чтобы лишний раз убедиться — из всех самых красивых цветов мира тебе достался самый-самый.

Да, дорогая, я помню, на что мы с тобой договаривались. Но разве твой любовник не может подарить тебе цветов?

Наверное, мое нетерпение отображается на лице, но букет мне собирают в рекордно быстрые сроки, и он приятной тяжестью ложится в мои ладони. Осталось только сделать кружок по кварталу, чтобы нормально подрулить к подъезду, дождаться, пока охранник поднимет шлагбаум, пропуская меня во двор.

Черный блестящий мерседес, стоящий прямо у ограждения, отделяющего придомовую территорию, я замечаю сразу. Странно. Этот дом элитный, на каждую квартиру есть по два парковочных места на парковке внутри дома, и чтоб такую дорогую тачку бросили просто так в углу, на отшибе... Мне мерещится какая-то возня там, за машиной, но пока я подъезжаю, пока приглядываюсь. Ну, не может же там происходить ничего серьезного? Куда охрана смотрит вообще?

И кстати, где охрана — шлагбаум не открывают ни после первого, ни после второго гудка?

— Яр!

Это было громко, звонко, как прилетевший в спину топор. Я вылетаю из машины, забыв, что встал на проезде, не заглушил двигатель, да даже ключи не взял.

Я разглядел!

Там, у этого самого черного мерседеса бьется, отбиваясь от двоих амбалов сразу, моя Викки…

41. Беда, которую не звали

— Мам, я не хочу с вареньем запеканку.

Кто ожидает, что беда придет в твой дом именно с такими словами?

Вот и я не ожидаю.

Я морщу нос и испытующе смотрю на Маруську, болтающуюся в дверях кухни с такой мученической мордашкой, будто ей не любимую творожную запеканку на ужин предлагают, а фрикассе из дождевых червей с соусом из грязи.

— И с клубничным не хочешь? А с черничным?

— Не хочу! — Плюшка упрямо мотает головой, и беличьи хвостики на её голове забавно мотаются из стороны в сторону. Скоро придется стричься.

— Они все сладкие, — недовольно выписывает диагноз Плюшка, — хочу со сметанкой.

А вот её-то я как раз не покупала. Была уверена, что в холодильнике меня дожидается почти целый стакан, но куда там.

— Любителям сметаны не нужно было вчера съедать полбанки, — напоминаю я, — тогда, возможно, маме не пришлось бы выскребать последние три ложки для запеканки.

— Ну, ма-а-ам, — Плюшка куксится и с печальной мордашкой плюхается за стол, — папа говорил, что он тоже не любит сладкое. Он, наверное, тоже захочет.

Папа.

Да, папа у нас сладкое не очень... Держу пари, и творожную запеканку сейчас употребит “во искупление”, потому что я готовила, лишь бы подмахнуть моему самолюбию. Еще и нахваливать ведь будет, паразит, пойми поди потом, ему правда понравилось или он всерьез желает замять историю с Кристиной.

Сливки, кстати, тоже закончились. И что я, без кофе останусь? И даже Ветрова как кофеварку не использую? А зачем я его звала тогда?

Ну, ладно, не только за этим. Просто…

Жалко, если вечер просто так пропадет…

Но без кофе у него точно будет не такой идеальный вкус, как мог бы быть с ним. И без сливок тут не обойдешься.

А лучше бы я обошлась...

Идти в магазин за одной лишь сметаной и по капризу ребенка — идея так себе, но тут у меня и сметана, и сливки, да и еще пару позиций можно припомнить, если так задуматься.

Какая жалость, что не купишь в супермаркете пару баклажек свободного времени — я бы разобрала вещи, а то уж слишком медленно идут мои подвижки в этом направлении.

— Марушка, ты побудешь одна пятнадцать минут? — я заглядываю в комнату к дочери и застаю её лежащей пузом на ковре и раскатавшей по этому ковру рулон ватмана.

Этот вот ватман мы покупали по дороге из новой школы, у нас появилось вдохновение с первого же дня поучаствовать в конкурсе рисунков. Рог единорога на бумаге уже нарисован. Остальное еще в процессе.

Маруська заверяет меня, что да, она посидит одна, и попутно пытается выморщить какую-нибудь вкусняшку, но мать-тиран не поддается мольбам своего народа. Вкусняшки у нас по выдаче, и только обнимашки — вне лимита.

Пятнадцать минут. Супермаркет в пяти минутах ходьбы от дома. Казалось бы, что могло случиться?

Ничего. Пробегаюсь по улице туда и обратно, по пути выглядывая Яра. Я даже знаю, что вряд ли он телепортируется к нам так быстро, хотя — черт его знает, в какой именно медцентр он заезжал…

— Девушка, вы не поможете вызвать эвакуатор?

Меня окликают в четырех шагах от пропускного пункта. Высокий мужчина, по которому издалека видно, сколько времени он проводит в спортзале и что делает он это совершенно не зря. На нем черный тонкий джемпер —  не по погоде: он явно только вышел из машины — и темные брюки.

— У меня телефон сдох, и что-то в потрохах этого животного тоже, — разводит мужик руками и с досадой пинает бампер черного мерседеса, у которого стоит. Надо же, а я всегда думала, что тачки такого класса в принципе не ломаются…

Хотя, если честно, меньше, чем в машинах, я понимаю только в хоккее.

— Если надо, я вам заплачу за беспокойство, — мужик, как в общем-то и многие представители зажиточного, так сказать, класса, решает, что мое замешательство вызвано в основном нежеланием влезать в чужие проблемы и подозрением в разводе.

На самом деле просто не люблю, когда Маруська дома одна. Даже ненадолго оставляя её дома, всегда беспокоюсь, вдруг что случится. Но…

Нормальный вроде мужик.

— Давайте, только быстро, — я вытягиваю телефон из кармана пальто, — номер помните?

— Конечно, — мужик с энтузиазмом шагает в мою сторону, вот только…

Вот только мгновением спустя его руки выдирают из моей ладони телефон и швыряют его на тротуар, в сторону.

Это настолько меня шокирует, что я даже не сразу соображаю, что именно это означает. Хотя что это может означать, кроме того, что мне хотят нанести вред?