Но я переживу. Мне вообще-то некогда.

— У вас все замечательно, Ярослав Олегович, — бодро сообщает мне врач, — вашей партнерше нечего опасаться.

Ну, кто бы сомневался, я ж с этой  всегда предохранялся. Но справочку этой козе я предоставлю из принципа. Чтобы сегодня она точно заморочилась чем-то более уважительным для отказа.

Нет, ну какой же лох. Как вспомню, как был уверен, что уж Кристина-то крепко прижата мной к ногтю и точно не будет ходить налево — так и хочется пробить лоб ладонью.

И налево, и направо сходила — везде посмотрела, и даже третий вариант нашла.

Фотку “справочки” я сбрасываю Вике в мессенджер и перезваниваю ей. Мог бы написать, но хочется услышать именно её голос.

— Ну что, я везу тебе оригинал, родная?

— Ветров, ты её сам нарисовал или помогал кто? — подозрительность Викки не знает границ. — Меня интересует честная информация, а не вольное творчество на медицинскую тему.

— Ви, ну что ж ты какая неверующая, — укоризненно возражаю я, — два часа торчал в клинике, сдавал анализы. Для твоего спокойствия.

— Ой ли? Сам-то за себя не тревожился?

Практически вижу, как она ехидно поднимает один уголок губы в своей излюбленной полуулыбке. И накручивает на палец какую-нибудь самую дерзкую, выбившуюся на плечо прядь.

Черт побери, и вот эта женщина меня сегодня ревновала. Так явно, неприкрыто, неожиданно…

В ту секунду, когда я готов был сожрать себя от досады. Черт бы с ней с помолвкой со стервой, но помолвка с… женщиной низкой социальной ответственности — это категорически не лестная строчка в моей личной биографии. Даже настолько краткосрочная.

Я сравнивал это с Викой, и был уверен, что последняя по всем фронтам проигрывает! Еще и велся на её фальшивые: “Ей было мало тебя одного? У неё что, не очень в порядке с головой?”.

И как же хорошо, что единственной моей промашкой был оставленный на видном месте мой личный иск. Сливай эта дрянь еще и мои рабочие документы — Рафарм мог потерпеть куда больше неприятностей.

— Маме лучше? — спрашиваю, в принудительном порядке вышвыривая Кристину из головы. Знаю, что лучше, сам уже отзванивался в клинику, куда мы отвозили Ольгу Андреевну. Просто хочу услышать это от Ви. Только по её ответу и будет понятно, насколько она переживает.

— Да, но она еще в реанимации, — Викки начинает звучать невесело, — мне кажется, что она там уже целую вечность, а еще и суток не прошло.

— Все будет хорошо, помнишь?

— Помню, — Вика тихонько вздыхает, и снова перед глазами рисуется, как она зябко ежится. В такие минуты особенно остро хочется её обнимать, отогревать и не выпускать ни на секунду.

Я в лепешку расшибусь, чтобы все действительно было хорошо. Чтобы у неё все было. А там, может быть… Может быть, она даст мне еще две недели? Месяц? Год? А после мы оба забудем, что вообще устанавливали друг для друга временные рамки.

После того, как я увидел ревность Викки воочию — я снова дал шанс и этой эфемерной надежде — когда-нибудь заново отстроить то, что я когда-то разрушил. Разумеется, ревность не доказывает ничего, кроме факта ее существования. Но я ей небезразличен. Больше, чем она мне озвучивает. Это уже озаряет дорогу.

Я ведь всерьез опасался, что и моих двух недель после всех этих волшебных новостей меня Викки лишит. Просто потому, что она слишком гордая. Снова пришлось бы с ней воевать, уламывать, изощряться на всякие многоходовки. Она же позволяет мне продолжать быть с ней рядом.

— Как же я к тебе хочу, — честно сознаюсь я, все еще намекая на то, что могу приехать, — просто к тебе и Машке. Можем мою справочку закатать в рамочку под стекло, чтоб не потерялась.

— И повесить тебе на грудь вместо ордена? — в голосе Викки начинают прыгать долгожданные смешинки.

Я многозначительно жду. Мог бы приехать сам, но мне хочется, чтобы она меня принимала. Раньше — она признавалась мне в любви по семь раз на дню — юная, жгучая, страстная. Чего мне недоставало, спрашивается? Сейчас мы вообще об этом не говорим. Просто потому что у нас не отношения, я исправно играю отведенную мне роль и ожидаю критической точки, отложив любые маневры на период после двух недель.

Вот будет стоять на своем — тогда мы и повоюем. А сейчас я пробираюсь в неё совсем другими путями. И торопиться и давить здесь себе дороже.

— Знаешь, я тут случайно приготовила целый противень запеканки, и мы с Маруськой точно с ним не справимся, — задумчиво тянет Викки, и я удовлетворенно улыбаюсь, — вот, если бы нас спас кто-нибудь прожорливый...

— Вызов принят, мэм, лечу на помощь.

— Красные боксеры не забудь, супермен, — хихикает Викки, и я на самом деле на пару секунд зависаю.

— Это твоя эротическая фантазия, Ви? Синее трико тоже прихватывать?

— Приезжай уже, Ветров, — она мягко фыркает как довольная кошка, — хоть без ничего, лишь бы побыстрее. Маруська утверждает, что без тебя есть не сядет. Спасай дочь от голодной смерти.

Без ничего — это хорошая часть её предложения. Вселяющая надежду, что вечер воздержания мне все-таки не грозит. Она ведь может поморозить меня некоторое время из-за Кристины, с неё станется.

Но я могу к ней приехать. Она позволяет.

Все хорошо.

Настолько хорошо, что даже кажется немного слишком…

Я приезжаю к дому Викки быстрее Влада. Даже прикидываю, подъезжая, что делать — подниматься ли к Ви и Машке или подождать брата. Думаю, Викки не будет против Влада и его новостей.

Хочется подняться, хочется, чтоб Машка в любимой своей манере повисла на шее, но отвлекаться от семейного ужина через жалких десять минут после начала я не хочу.

Ужин не семейный, приходится себя поправлять. Просто ужин. Маленькая неожиданная премия от Викки, непонятно за что. Ей бы меня голодом впору морить, а она…

Нет, все-таки будет очень паршиво, если две недели спустя она меня выставит. Да и что там осталось от тех двух недель? Дни сгорают как свечки, а Вика по-прежнему в своем коконе, и будто даже не собирается из него вылезать.

Я плохо стараюсь?

Мой взгляд цепляется за знакомую вывеску магазина через дорогу и накатывает. Ностальгия, мать её. И как далеко разросся бренд за восемь лет — на вывеске гордо пылает слово «сеть». А некогда едва сводили концы с концами, пытаясь удержать планку элитного  цветочного бутика. Нет, ну это просто знак.

Я паркуюсь у магазина, захожу внутрь.

Да, они действительно разрослись, свежий стильный ремонт, гораздо больший ассортимент, исполнительная девица в сером жакете деловито атакует меня сразу на входе.

— Вам помочь? У нас сегодня хорошая скидка на розы…

Я заинтригованно поднимаю бровь, не говоря девочке ни слова, и она, только рассмотрев меня повнимательнее, ойкает, виновато прикрывая рот ладошкой. Да-да, я очень сомневаюсь, что по внешнему виду похоже, что меня интересует скидочный товар. Тем более — такая банальщина как розы, да еще жахлые — скидки в цветочных магазинах та еще лотерея.