Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я тоже. Меня едва удерживают ноги, до того пробрало меня облегчением.
— Мне нужен кофе. У тебя есть? — Влад морщится, проходя в прихожую. — Нужно кое-что обсудить. Важное.
— Сейчас сварю.
Вопреки тому, что обсудить нужно, и что-то важное, Влад все равно долго сидит за моим кухонным столом и невидящим взглядом смотрит куда-то в одну точку. Я его не трогаю, дожидаюсь, пока наконец мысли в его голове вызреют настолько, чтобы он смог ими поделиться.
Из этой своеобразной “комы” Влада выводит только вибрация его же телефона. На дисплее я вижу фамилию “Прозоровский”, когда Влад берет трубку — он даже заговаривает так, будто продолжает прерванный ранее разговор.
— Ну что, вышло?
Ответ многословный и не очень разборчивый.
Я не хочу подслушивать, вообще, просто мои уши вытягиваются будто у лисицы — слишком уж напряжены нервы.
— И когда? Где?
Речь идет о какой-то встрече. С кем? Зачем?
— Спасибо, Михаил Алексеевич, буду должен.
Короткий выходит разговор. Влад сбрасывает вызов и смотрит на меня в упор.
— Вика, ты сможешь быстро собрать вам с мелкой вещи “на первое время”? Вам нужно уехать.
— Все настолько плохо?
У меня гудит в голове. Кажется, происходящее совершенно не хочет успокаиваться, и хочется найти хоть один спокойный уголок, чтобы в нем спрятаться и остаться, вот только — где бы его взять?
— Мой брат в больнице с тремя ножевыми, тебя пытались куда-то увезти два редкостных отморозка с криминальным прошлым, — Влад залпом осушает свою чашку кофе.
— Да, куда уж хуже… — я нервно всхлипываю и стискиваю пальцами переносицу. Только б не удариться в истерику, это сейчас совсем не поможет.
Влад дает мне продышаться, молча постукивая пальцами по столешнице. Хотя, если честно, сейчас меня нервирует даже это.
— Яр просил меня вас защитить, если не выкарабкается, — коротко и емко роняет он наконец, — в такой ох… волшебной формулировке я послал его в… Далеко послал, короче. Сошлись на том, что я забочусь о вас, пока он не встает на ноги. Так что давай ты встанешь, соберешь вещи, а я — подожду и допью твой кофе. Ты ведь не будешь?
— Н-нет, — я дрожащими пальцами подталкиваю к Владу кружку. Даже не притронулась.
Пожалуй, в моей крови действительно многовато адреналина.
Собираюсь я суетливо, но тщательно, взвешивая необходимость каждой взятой вещи.
— Много не бери, — советует Влад, прошедший за мной из кухни, — докупить необходимое можно будет в любое время, бери так, чтобы вам не повеситься от скуки и неврозов в первое время.
— Куда мы поедем? — устало уточняю я на дорожку. Роли не играет, на самом деле.
— Вик, пусть все твои вопросы подождут до машины, ладно?
Уклончивый ответ мне не очень нравится, но… В текущей ситуации — если я не могу доверять Владу, я вообще никому не могу доверять. Он — единственный человек, вообще разыскавший в деле восьмилетней давности хитровыдуманный подлог. Он оправдал меня в глазах своего брата, хотя вот ему от этого не было не малейшей выгоды.
Да и знаю я людей такого склада характера. Замужем за таким была. Трепаться может много, очень много, язык длинный, без костей, но чуть прижмет — и слова лишнего не вытянешь.
Самое ужасное в этой ситуации — нужно будить Маруську. Хотя… Нет, не нужно. Влад закутывает Плюшку поплотнее в кулек из одеяла, поднимает на руки и осторожно выносит из квартиры. Мне достается сумка. Влад напряжен. Я вижу это по глубокой морщинке у него между бровей, по сведенным в одну линию губам. Тронь его — и рванет…
Отпускает его уже в машине, причем не когда мы в неё усаживаемся, не когда я устраиваю Маруську у себя на руках, и не когда сам Влад выезжает с территории нашего дома. Нет. Парой кварталов спустя, когда косые взгляды в боковые стекла не отмечают ничего, что могло бы подкрепить его опасения.
— Спит? — тихо спрашивает Влад, и только это и отрывает меня от медитации на личико спящей дочери. Только она и заставляет меня дышать ровнее.
Она проснулась только однажды, во время посадки, разлепила глазенки, осоловело глянула на меня, обвила ручонками мою шею и устроилась на плече поудобнее.
Вроде, крепко спит, но мы все равно переговариемся полушепотом, благо в машине достаточно тихо, чтобы разбирать настолько тихие слова.
Получив мой утвердительный ответ, Влад еще некоторое время ведет машину молча, продолжая о чем-то усиленно размышлять. Он ведет ровно, но… Но штрафов за превышение скорости он сегодня соберет прилично.
— У тебя есть версии, кто может за этим стоять? — я все-таки решаюсь задать этот вопрос.
— Была, — хрипло откликается брат Яра, — но сегодня я перестал понимать происходящее. Совершенно. Есть еще зацепки, только… Они такие… Косвенные. Бредовые. Я никак не могу разобрать единой картины, слишком многих пазлов не хватает.
— У нас на работе был конфликт с влиятельным человеком, — это как-то само собой вырывается из моего рта, — и дело было и во мне, и Яр там… Потоптался. Может, это как-то взаимосвязано?
Нет, бред, конечно, но…
Я ведь понятия не имею о том, куда делся Ютака. И Яр двинул ему в нос, что глубоко задело гордость нашего недосамурая, и планы мы ему обломали. Может, это нам последний привет от Такахеды-младшего?
— Я бы подумал над этим, — Влад отвечает слишком быстро — явно отметая мою версию сходу, — если бы у одного из тех утырков при обыске не нашли ту самую симкарту, с которой звонили Вознесенскому и требовали отказать тебе в защите интересов в суде. Тот, кто организовал все это, уже не в первый раз пытается вставлять вам палки в колеса. И сдается мне, эта история тянется еще с вашего развода.
Ту историю я припоминаю спустя секунду. Боже, сколько всего повылетало из моей головы со всеми этими безумными событиями.
Да, с Ютакой тот звонок никак не стыкуется. Звонили Вознесенскому до того, как сам Ютака предложил мне покровительство и помощь в суде.
— Ну, тогда у меня нету версий, — я устало запрокидываю голову на спинку кресла и прикрываю глаза. Скажем честно, частный детектив из меня бы не вышел!
— Вик, а какие отношения у тебя были с отцом Яра? Ну, до развода.
А вот этот вопрос действительно застает меня врасплох.
— Ну, а это-то тут при чем? — я осторожно кошусь на Маруську. Мне все время кажется, что наши перешептывания её разбудят, но нет. Теплая щечка по-прежнему прижимается к моему плечу, сохраняя для меня единственную точку опоры. Плюшка безмятежно дрыхнет. Боже, как я ей сейчас завидую.