допускать ничего плохого не собиралась, а уж когда Амадо рядом, она и вовсе рисковать не будет. Шаманы могут и в жерле вулкана выжить, у обычного человека такой защиты нет.

Будь Оскар магом, он бы успел среагировать. Но сил у него не было, требовалась кровь. Проколоть рыбьей костью руку, а для этого нужно хотя бы несколько секунд – и реакция идет медленнее. Это же кровь обычного человека, магии у него нет.

А потом уже и не нужно было.

Рука Оскара просто вспыхнула ярким пламенем. Вот как была, с ладанкой… вой был такой, что люстра дрогнула. А потом пришло беспамятство.

Приятное…

Феола посмотрела на мужчину, которому сейчас сожгла с ладанкой всю руку, до локтя, и пожала плечами.

– Перетягивать не надо, сосуды от жара спеклись. Но пусть врач посмотрит.

– В тюрьме, – отмахнулся Амадо.

Доказать, что Оскар стоит за заговором, они и не надеялись. Но ведь есть еще и убийство супруги. И если мужчина в нем признается…

Он и признался.

Призрак Бриссы наблюдал за результатом беседы с ярко выраженным злорадством.

– Ты довольна? – строго спросила Феола.

Ответом ей была хищная улыбка.

– Вполне. Его казнят?

– Конечно.

– Жаль, полюбоваться не удастся.

– Я попрошу Хавьера. Пусть воззовет к Ла Муэрте, а она может и прислушаться. Полюбуешься… с ТОЙ стороны.

Брисса снова улыбнулась. Но теперь улыбка была уже печальной.

– Попроси. А я… я буду прощаться.

Отомстив, Брисса стала намного приятнее в общении. Да и когда знаешь, что тебя ждет по Ту Сторону, уже не так страшно.

– Прощай.

– Прощай.

Призрак медленно истаял в сумерках. Феола проводила ее взглядом, убедилась, что Брисса ушла навсегда, и посмотрела на Амадо.

– А Толедо ушел. Вот ведь гад!

– Не переживай! Мы его обязательно найдем!

– Пожалуйста. У меня к нему личные счеты.

Амадо и не сомневался.

Личные. Попытку продажи в рабство и он бы не спустил. Интересно, что останется от Анхеля после встречи с Феолой?

Наверное, не слишком много. Интересно, Оскар знает, где сейчас его подручный? Допросим – разберемся.

* * *

– Вот как. Спасибо…

Идана Мерседес положила тяжелую трубку на рычаг с таким видом, словно ее змея за ухо цапнула.

– Дорогая? – забеспокоился супруг.

– Вирджиния пришла в себя. Идет на поправку.

Гонсало Николас Веласкес тихонько вздохнул.

Будем честны с собой. И про себя.

Никогда. Ни за что. Не простит его жена свою невестку.

Вроде бы и не виновата ни в чем Вирджиния, но именно с ней в дом пришло горе. Не будь ее мать одной из этих рыбин, не принеси Вирджиния свою кровь в дом Веласкесов – и не случилось бы несчастья. Прожил бы Самуэль свою жизнь спокойно, женился бы на какой-нибудь клушке, изменял бы ей регулярно, детей наплодил…

Внуки-то есть.

А вот сыну пожить не удалось. Убили. И объясняй, не объясняй, что во многом он и сам виноват, что никто его не заставлял принимать сомнительные предложения…

Он уже пытался.

Идана поджала губы и заявила, что если бы не Вирджиния, никто бы этих предложений и не делал. Может, оно и так.

Только сама Вирджиния четко понимала, что надо бежать. А сын считал, что он самый умный. За что и поплатился, бедолага. С точки зрения Гонсало, виноваты были оба. Почему сын к отцу не пришел? Почему не посоветовался? Гонсало сразу бы ему сказал, что это не партнеры, от светских игрищ и заговорщиков надо подальше держаться. Целее будешь. Хотя и так все ясно.

Самуэль знал, что поступает неправильно, но жадность задавила разум. Вот и вляпался.

Конечно, Вирджиния тоже виновата, но и Самуэль хорош. Так что вовсе задавить невестку Гонсало не позволит.

– Когда детям скажем?

– Когда точно будет известно, что Вирджиния идет на поправку. Да и Мерседес завтра замуж выходит, не надо портить ей событие.

– Думаешь, испортит?

– А если она захочет, чтобы мать присутствовала на свадьбе и отложит торжество?

Аргумент был веским. Гонсало не так, чтобы сильно радовался выбору внучки, но… и что в нем плохого? Муж из благородных, жену защитить может, более того, он ее любит.

А что старше… Каждый мужчина знает страшную тайну, которая передается из уст в уста. Главное – не при женщинах.

Женщины стареют быстрее.

Мужчина может сделать ребенка хоть до девяноста лет. А вот женщины уже в сорок лет дитя могут не выносить… так при Идане он этого не говорил, и не думал. Так что разница в возрасте в пользу мужа – не страшна. Хуже, когда жена старая, а муж молодой. Так что выходит Мерче замуж – и хорошо. Вряд ли будет много желающих на ней жениться после всей этой истории.

Кстати – еще один повод поскорее брак заключить. Пока тан Мальдонадо не передумал.

– Как скажешь, дорогая. Чем сейчас внучка занята?

– Платье творят, – фыркнула сеньора Идана. – Даже не представляю, что можно за день сделать, но эта Тереза приказала закупить ткань, кружево, вызвала каких-то швей… хорошо, что Мерседес у нас красавица. Ее дурным платьем не изуродуешь.

Гонсало опять промолчал.

У него был большой опыт семейной жизни.

* * *

Три подруги – или уже четыре, с примкнувшей к ним Висентой, действительно творили платье.

Мерседес стояла перед зеркалом, словно облитая нежной тканью, а Тереса прикладывала кружева и так, и этак.

– Мерче, тебе нельзя пышное платье. Ты и сама по себе фигуристая, а если еще нижних юбок напихать, да кружев налепить, вообще будешь, словно взбитые сливки.

– Может, оно и неплохо? – хихикнула Висента.

– У нас другая цель. Нам нужно, чтобы супруг восхищался, а не искал жену по три часа в платье. И вообще, такую фигуру надо подчеркивать! Вот, смотри! Кожа у тебя белая, так что нам нельзя ни белый цвет, ни даже слоновую кость. Будешь желтизной отдавать. А вот если розовый лед… красиво?

Мерседес была согласна, что красиво.

Ткань платья была белой, но с таким нежным-нежным оттенком розового. Почти совсем незаметным. Как будто заря бросает отблески на громадную льдину.

Никаких пышных юбок Тереса не допустила, прямые линии, длинные рукава до запястья, длинная юбка с небольшим шлейфом, квадратный вырез, на котором невольно останавливались глаза всех входящих в комнату мужчин. Тереса, вредина такая, еще и розочками из кружева его подчеркнула. И сейчас прикладывала те же розочки на отделку.

– Нет, пожалуй, хватит. А вот в волосы вплетем. У меня есть подходящие ленты.

– Херардо онемеет, – улыбнулась Мерседес.

– Мне кажется, ты ему любой нравишься? – подняла брови Феола.

Почему-то (может, сказалась шаманская выучка?) она