– Никому не двигаться. Я почти закончил, вы же не хотите обосраться на финишной прямой?

Билли идет на кухню и берет нож для чистки овощей. Когда он возвращается, все сидят на прежних местах. Билли велит Хэнку протянуть руки вперед и перерезает его путы.

– Мистер… – робко произносит Хэнк. – Вы парик потеряли.

В самом деле. Парик лежит у стены рядом с плинтусом, похожий на мертвого зверька. Кролика, может быть. Видимо, он слетел, когда Донован пытался ударить Билли, а тот прижал гаденыша к двери. Неужели он не приклеил его перед тем, как они с Элис уехали из подвала? Теперь уж не вспомнить, но, видимо, не приклеил.

Билли подбирает парик с пола, но надеть не пытается – так и держит в руке. В другой руке у него ругер.

– Ребятки, я сфотографировал всех вас, но главная звезда у нас мистер Донован, поскольку миксер торчит из жопы только у него. Вряд ли вы станете звонить в полицию, потому что в таком случае вам придется объяснять, почему я ничего не украл, но если вы все-таки попытаетесь сочинить какую-то историю, умолчав о групповом изнасиловании, эта фотография попадет в Интернет. С подробными пояснениями. Вопросы есть?

Вопросов ни у кого нет. Билли пора уходить. Снять маску и надеть парик можно на лестнице, но сперва он хочет сказать еще кое-что. Он должен это сказать. Первым делом на ум приходит вопрос: неужели ни у кого из вас нет сестер? Уж матери-то есть у всех, даже у Билли была, пусть и не очень хорошо справлялась со своими обязанностями. Ладно, вопрос слишком риторический. Получится не урок, а проповедь.

Билли говорит:

– Вам должно быть стыдно.

И уходит. В коридоре поспешно стягивает маску и прячет ее в расстегнутую сумку для ноутбука, а сам при этом думает: чья бы корова мычала, ты и сам ненамного лучше этих мразей… Но такие мысли пагубны. Надевая парик и спускаясь по лестнице, он приходит к выводу, что от себя не уйдешь – он застрял в собственной шкуре и деваться ему все равно некуда. Это слабое утешение, но лучше, чем ничего.

Элис, видимо, сидела под дверью, потому что на его стук она открывает сразу, в ту же секунду. И обнимает его. Поначалу он замирает и пытается отстраниться, но, увидев ее обиженное лицо, обнимает ее в ответ. Если не считать ничего не значивших «братских» объятий от людей вроде Ника и Джорджо, его уже очень давно никто не обнимал по-настоящему. Впрочем, нет: Шанис Акерман обнимала. Это было приятно. И сейчас тоже приятно.

Они заходят в номер. Когда Билли звонил ей по дороге из «Лэндвью эстейтс», он сказал, что с ним все в порядке, но теперь она снова задает этот вопрос. И он в очередной раз отвечает, что все отлично.

– И ты… проучил их?

– Да.

– Всех троих?

– Да.

– Мне надо знать как?

– Никому из них не понадобится ехать в больницу, но они получили по заслугам. Давай закроем эту тему.

– Хорошо, но можно задать последний вопрос? Я его уже задавала.

Билли говорит, что можно.

– Ты сделал это для меня или для сестры?

Подумав, он отвечает:

– Мне кажется, для вас обеих.

Она понимающе кивает: тема закрыта.

– Твой парик выглядит так, будто угодил в торнадо. Есть расческа?

Расческа у него есть – в сумке для бритвенных принадлежностей. Элис надевает парик на руку, растопырив пальцы, и быстрыми, уверенными движениями принимается его вычесывать.

– Мы заночуем здесь?

Билли успел подумать об этом по дороге в мотель.

– Пожалуй. Вряд ли Три балбеса[46] вызвали полицию, об этом можно не беспокоиться. Да и поздновато уже.

Элис прекращает расчесывать парик и заглядывает ему в глаза.

– Возьми меня с собой, когда решишь ехать. Пожалуйста. – Она принимает его молчание за несогласие. – Мне нечего здесь делать. Я не могу вернуться к прежней жизни. Учиться и варить людям капучино? Нет, только не это. Домой мне тоже нельзя. Только не после того, что произошло. Мне нужно уехать из этого города. Начать все заново. Прошу тебя, Далтон. Пожалуйста.

– Хорошо. Но в какой-то момент наши пути должны разойтись. Ты же это понимаешь?

– Да. – Она протягивает ему парик. – Так лучше?

– Гораздо. И для друзей я Билли. Договорились?

Она улыбается.

– Ага.

В четверти мили от мотеля есть закусочная «Слим чикен». Билли едет туда и привозит в номер еду и молочные коктейли. То, как Элис глядит на сэндвич с курицей и беконом – мечтая о следующем куске, пока жует предыдущий, – его радует. Он сам не знает почему. Потом они смотрят по телевизору местные новости. За весь выпуск – всего одно упоминание убийства возле здания суда (ничего нового, просто нужно было чем-то заполнить две минуты перед прогнозом погоды). Жизнь идет своим чередом.

– Ночью все будет нормально?

– Конечно. – В доказательство она крадет у него один ломтик картошки фри.

– Если начнешь задыхаться…

– …спою «Медвежий пикник», да, я помню.

– А если не поможет, то постучи мне в стенку.

– Ладно.

Билли встает и выбрасывает мусор в ведро.

– Тогда спокойной ночи. Мне еще нужно кое-что сделать.

– Будешь писать?

Билли мотает головой:

– Нет, есть другие дела.

Элис мрачнеет.

– Ты же… ты же не сбежишь от меня посреди ночи?

Он не может сдержать смех – вот ведь как все повернулось!

– Нет, не сбегу.

– Пообещай.

Он сжимает кулак и отставляет мизинец. Такую клятву он иногда давал Шан и очень часто – Кэти.

– Клятва на мизинчиках!

Элис делает то же самое, и они сцепляются мизинцами.

– Ложись пораньше, потому что выезжать будем ни свет ни заря. Путь неблизкий.

Теперь осталось понять, куда именно они держат путь.

Билли идет в свой номер и пишет сообщение Баки Хэнсону.

Можно к тебе приехать? Я не один. Моей спутнице можно доверять, но ей нужны документы. Мы ненадолго. Я отдам тебе обещанное, как только мне вернут долг.

Он отправляет сообщение и ждет. Билли всецело доверяет Баки и знает, что тот доверяет ему. К тому же миллион баксов – немалые деньги.