Очень удобно, что население трех соседних стран – Сенегала, Гамбии и Гвинеи-Бисау – говорит на волофе или креольском языке, подумал я. А вот европейцы не проявляют такого единодушия: в Сенегале они говорят в основном по-французски, в Гвинее-Бисау – по-португальски, а в Гамбии – по-английски. По дороге я отправил электронное письмо Саре, предупредив ее, что скоро буду на месте. Поездка заняла ровно один день – с самого раннего утра (мы выехали до восхода солнца) до позднего вечера.

Именно во время спонтанного путешествия в Банжул на такси мне пришла в голову идея расширить проект разработки вакцины против ВИЧ и объединить усилия друзей и коллег, которые занимались исследованием этого вопроса в Западной Африке. Нужно привлечь в проект Сару из гамбийского МИЦ, профессора Сулеймана Мбупа из лаборатории по изучению ВИЧ в сенегальском Университете Шейха Анты Дьопаи, понятное дело, нашу группу из национальной лаборатории в Гвинее-Бисау. Идея заключалась в создании «африканского исследовательского проекта по наращиванию потенциала в изучении болезней, связанных с бедностью» (такими были ключевые слова для поисковиков). Кроме того, я мог бы подключить к нашей работе Тома Ханке из Оксфорда, который занимался примерно тем же, чем и я, так что мы могли бы стать представителями «северной ветви» нашего проекта. Мы намеревались обучать наших африканских партнеров исследовательской работе и проведению клинических исследований, чтобы они сами научились разрабатывать улучшенные вакцины против заболевания, проводить курсы по лечению ВИЧ-инфицированных там, где это требовалось больше всего. Эти формулировки должны были стопроцентно положительно подействовать на Датское агентство по международному сотрудничеству (Danida) и/или любые европейские исследовательские программы. Так оно и оказалось, и нам выделили необходимые средства.

– Ну конечно, я в курсе истории с МИЦ, – улыбнулся Петер, – ведь живу здесь уже более тридцати лет. Но гамбийский МИЦ получает 10 миллионов фунтов стерлингов в год от английского правительства, так что твое сравнение не вполне уместно. Наш-то проект испытывает постоянный дефицит финансирования.

И он начал рассказывать мне о заявках в различные фонды и их судьбах – это была одна из его любимых тем. Мы вспомнили наших великих соотечественников – Йерне и Панума. Доктор Нильс Кай Йерне работал в Институте сывороток и удостоился Нобелевской премии в 1984 году за теорию о том, каким образом активизируется иммунная система, когда это становится необходимо. Мы обсудили связь Йерна с Институтом сывороток. Я слышал, что он много курил и однажды попросил своего начальника о небольшой прибавке к зарплате, так как у него уходило много денег на сигареты, но тот отказал ему. Ученый рассердился и ушел из учреждения, уехал в США и получил Нобелевскую премию. Не знаю, так ли все было на самом деле, но история показалась нам забавной, и мы долго хохотали. А затем Петер посмеялся надо мной, узнав, что я так мало знаю о знаменитом докторе Петере Пануме. Он сказал, что я должен восполнить этот пробел, если собираюсь стать профессором вирусологии. Как и Петер Панум, Петер Обю в течение многих лет изучал корь, эти тезки являются выдающимися первооткрывателями в области исследования этого заболевания. Причем, возможно, мой друг даже в большей степени заслуживает этого звания.

– Но почему ты подумал именно про корь? – поинтересовался я.

– Ну, я выяснил, что члены семьи, заразившиеся первыми, на автобусной остановке или на рынке, болеют не так тяжело, как их родственники, которых они, в свою очередь, заражают дома, при близком контакте.

Как установил мой коллега, инкубационный период для «инфицированных второй очереди» гораздо короче, чем 14 дней, озвученных Панумом, и смертность среди них гораздо выше, чем среди заразившихся вне дома. Причина заключалась в том, что в организм больных первой очереди вирус проникал в небольших количествах, как правило, от случайных прохожих. Через две недели они заболевали, вирус размножался в их клетках постепенно. Лежа в хижине, они успевали заразить почти всех домочадцев, причем возбудитель воздействовал на тех в течение более длительного времени и в гораздо большем количестве. А потому инкубационный период до появления сыпи оказывался короче и составлял 9 дней. Многие из инфицированных умирали. Странно, что никто не заметил этого раньше. Но тот же феномен описывается в журналах больницы на Блайдамсгэде, регистрирующих наблюдения за больными полиомиелитом и другими вирусными инфекциями: более интенсивное инфицирование большим количеством вируса приводит к сокращению инкубационного периода и более тяжелому протеканию болезни.

– А у них в среднем живет по три семьи в домах, – объяснил Петер, – где нет чердаков. Стены, разделяющие квартиры, составляют в высоту около трех метров, затем сразу идет крыша, цинковая или соломенная. Из-за отсутствия чердака между жилыми помещениями и крышей все квартиры фактически сообщаются между собой, а значит, заразиться вирусом от соседей не составляет труда. Вот все жильцы и заболевают, когда один-единственный член какой-то из семей приносит вирус.

На сегодняшний день корь считается одним из самых заразных заболеваний, когда-либо известных человечеству. Как объяснялось ранее, репродуктивное число вируса (показатель R0) демонстрирует, какое количество людей способен заразить один больной, если не предпринимать превентивных мер. Для кори этот показатель достаточно высок и варьируется от 14 до 18 единиц (у гриппа, например, он равен 3). Патогены, как правило, передаются по воздуху и инфицируют, попадая в дыхательные пути или слизистые оболочки глаза с микроскопическими летучими капельками жидкости. Воздушно-капельный путь является для вируса чрезвычайно эффективной стратегией распространения. А размножаться дальше помогает ему пребывание в наших дыхательных путях. Но далеко не все возбудители, находящиеся там, умеют эффективно инфицировать новых людей воздушно-капельным способом. Это зависит от того, в какой именно части – нижней или верхней – дыхательных путей расположился вирус, а также от того, насколько быстро он размножается. Вирус кори – классический представитель относительно редкой группы патогенов, для которых воздушно-капельный путь передачи является единственным.

Петер – антрополог, я – вирусолог, так что, когда мы беседуем о кори, в голове у каждого из нас наверняка возникает своя картинка. Я сразу вижу место возбудителя в международной классификации: это крупный РНК-вирус отрицательного смысла с суперкапсидом. Он принадлежит к семейству парамиксовирусов (лат. Paramyxoviridae), роду морбилливирусов (morbillivirus). Петер, скорее всего, представляет себе числа и столбцы, собранные в некоторое подобие таблицы Excel.

Датское название болезни (mæslinger) является уменьшительной формой от устаревшего слова «masel», которое происходит из немецкого языка и переводится как «сыпь». Так что mæslinger фактически означает «мелкая сыпь» – вполне подходящее описание одного из симптомов кори – точечных покраснений, возникающих на теле инфицированного[37]. На медицинской латыни заболевание называется «morbilli» – слово состоит из основы «morbus» – «болезнь» и окончания «-illi» – «маленький», получается «маленькая болезнь». Однако, поскольку основа имеет форму множественного числа, лексема, вероятно, как и в датском языке, описывает проявление болезни в виде мелкой сыпи и вовсе не имеет отношения к характеру протекания заболевания. Корь впервые описана персидским врачом в IX веке, но была известна гораздо раньше. В 1954 году вирус был выделен и подробно описан, а уже в 1963 году во многих странах мира начали продавать вакцину против этого заболевания. В Дании прививка от кори появилась в 1987 году.