– Петер, да ты, черт возьми, напился!

– Вовсе нет, мы провели целое исследование на эту тему, и оказалось, что любая первая сделанная человеку живая вакцина защищает от ВИЧ ровно так же, как и лучшее на данный момент экспериментальное средство, разработанное специально для борьбы с вирусом, то есть эффект равен примерно 33 %.

– Допустим. Но позволь уточнить – моя вакцина против ВИЧ предназначена вовсе не для предотвращения заражения, а для лечения. Вирус, возможно, никуда и не денется из организма больных, но его концентрация настолько снизится, что человек не будет болеть и заражать других. А это вовсе не то же самое, что профилактическая вакцина. Хотя, кто знает, может, мой препарат и предотвратил бы заражение, если провести эксперимент.

– Да я понимаю, но тем не менее.

– Ну да, конечно.

Наблюдения и вычисления Петера беспощадно верны, и описанный им неспецифический эффект вакцин наблюдается и в других местах Африки: иммунизация в раннем возрасте неспецифически влияет на выживаемость в течение всей жизни. Этот эффект особенно хорошо заметен на примере именно этого региона, где смертность от вирусных инфекций чрезвычайно высока. Исследование, проведенное в Дании, продемонстрировало, что живая вакцина снижает риск госпитализации всего на 14 %, при этом гендерных различий здесь не наблюдалось. То есть эффект явно оказался слабее, чем в Африке. Влияние инактивированных вакцин на дальнейшую жизнь еще не было изучено на примере нашей страны. Так что наблюдения, проведенные моим другом в Африке, остаются на сегодняшний момент без объяснений.

Зато Петера не сожгли на костре. Правда, чуть позже повесили в романе Сисселя-Йо Газан «График ласточки», вышедшем в 2013 году, где рассказывается об исследовании неспецифических эффектов вакцин. В этой книге открытия и теории моего приятеля (а они совершенно реальны) шли вразрез с интересами его коллег-исследователей и представителей фармацевтической индустрии, поэтому его убрали с дороги, инсценировав самоубийство. Получился любопытный детективный сюжет, основанный на реальных событиях. Мы еще слишком мало знаем о вирусах и вакцинах против них, но когда-нибудь, когда мы будем обладать более полной информацией, программы иммунизации непременно изменятся с учетом новых открытий. Когда-нибудь.

Я в очередной раз отправился к столику с десертами. Мы допивали второй графин красного вина и чувствовали себя восхитительно.

– А ты вроде метил в профессора? Что-то там было с позицией в Париже? – поинтересовался Петер.

– Глупая история. В общем, как-то мы обедали с двумя французскими коллегами, деканом Марсельского университета и именитым парижским ученым, который периодически общается с деканом Университета Париж-юг. Они и рассказали мне свежую новость: оказывается, руководство Париж-юг намеревается пригласить меня на должность профессора вирусологии и иммунологии. За последний год мы уже несколько раз встречались, чтобы обсудить детали. Наконец все вроде бы встало на свои места, нам с деканом нужно было встретиться подписать контракт. И тут он уезжает во французские Альпы. При том что он не умеет кататься на горных лыжах и терпеть их не может.

– И чем же он занимается там в зимние каникулы?

– Ходит на снегоступах на долгие прогулки по горным лесам. Такие вот новости. Как думаешь, может, этот дурак свалится в ледниковую трещину и помрет?

– О нет! И что же тогда будет? – воскликнул Петер.

– Ну, что… плакало тогда мое профессорство!

На мгновение повисла пауза, а затем мы выпили за здоровье французского декана. Когда нас вежливо попросили удалиться из заведения, было уже двенадцать часов. Мы катились к дому сквозь африканскую жаркую и влажную ночь, освещенную лишь луной и звездами, а в «квартале хлебных фонарей» еще и свечами в красных ведрах. Я обустроился в доме у Петера, где когда-то располагалась пекарня, среди африканских масок и высоких деревянных фигурок змей (любимых статуэток друга) и погрузился в безмятежный сон под ставший родным звук дизельных генераторов.

Истории о вирусах, которые сидят в нас тикающими бомбами и готовы взорваться, как только иммунная система даст сбой. А также о возбудителях, которые управляют бактериями, контролирующих, в свою очередь, нас, и о патогенах, которые не вписываются в классическое определение вируса и пытаются стать живыми.

Это случилось весной 1988 года, за год до того, как мы всей семьей отправились в США, где я должен был исследовать ВИЧ. Я заехал за своей дочкой почти двух лет к родителям моей жены – они жили в коттедже у фьорда в Йегерсприсе. Замечательное место для отдыха, учитывая, что мы жили в самом центре Копенгагена. Саша радостно носилась по саду, когда я пришел. В трейлере моего тестя было полно рыболовных буев и сетей. Его всегда привлекали занятия, связанные с морским транспортом и рыбной ловлей или со строительством, поэтому гипсокартона и инструментов у него было в избытке. Кроме того, он любил ухаживать за своим участком, так что и моторизованная садовая техника имелась. За долгие годы сельской жизни на Самсе он привык много работать руками в саду и огороде. Ему и на пенсии сложно было бросить свои любимые занятия, пришлось, правда, сократить масштаб до дачного участка. Мы выпили кофе и отведали тещиной домашней выпечки, после чего он решил проконсультироваться со мной. Раз уж я врач, может, взгляну на странные высыпания в виде широкой полосы из точек ярко-красного цвета, появившиеся у него под ребрами с левой стороны? Она к тому же причиняла нестерпимую боль. Я действительно увидел чуть ниже его подмышки ярко выраженную полосу безобразной огненно-красной сыпи с волдырями и насохшими корками. Поставить диагноз не составило труда, и я объявил тестю, что у него типичный опоясывающий лишай – сильный болевой синдром и ощущение жжения подтверждают мой вердикт. Я объяснил, что высыпания спровоцированы вирусом ветряной оспы (лат. Varicella zoster), заболевание еще называют опоясывающим герпесом, и оно достаточно распространено в пожилом возрасте, когда иммунитет начинает ослабевать.

– Ну и что мне с этим дальше делать? – Тесть предпочитал конкретику.

Для лечения кремом типа «Зовиракса» был поражен слишком обширный участок кожи, так что ему пришлось срочно бежать в аптеку за таблетками ацикловира и принимать их в течение продолжительного времени, затем он перешел на половину дозы, пока симптомы полностью не исчезли. Вирусы герпеса и ветряной оспы тем и коварны, что, если резко прекратить прием лекарства, болезнь вернется, поэтому следует снижать дозу постепенно.

– Будем надеяться, что и боли скоро исчезнут, – осторожно заметил я, тем самым дав понять, что, вполне возможно, боль может и не пройти – такой эффект наблюдается приблизительно у 10 % переболевших опоясывающим лишаем. Эта постгерпетическая невралгия может доставлять ощутимое неудобство в течение достаточно длительного периода. Бывает, даже прикосновение одежды в пораженном вирусом месте вызывает у человека нестерпимую боль. Именно для того, чтобы избежать этого последствия, моему тестю следовало начать принимать таблетки как можно раньше.