– Дня через два мы выйдем к холмам, о которых я вам говорил, – сообщил Макс через пару часов движения. – Треть пути будет позади. Мы идем медленнее, чем я рассчитывал, но я надеюсь, что вы достаточно окрепнете и сможете поддерживать ускоренный темп. Там на поверхность выходят гранитные массивы, на которых растет лес. Он почти весь переломан ветрами, на скалах мало зелени, все просматривается, поэтому идти придется ночью и очень быстро, чтобы нас не обнаружили. И тихо, Алина. С одной стороны в скальные плиты врезается море, с другой – болотистая равнина, которая дальше упирается в тракт между твердынями. Но до тракта от скал километров тридцать по прямой, а по болоту я вас не поведу. Пойдем по скалам. Плохо то, что это идеальное место для засады.

– Думаете, нас будут ждать? – жалобно спросила принцесса. Губы ее опять были измазаны соком, но она уже наловчилась подхватывать ягоды с кустов, не отставая, или щипать кисленький дикий местный аналог щавеля. Макс не останавливал ее – на мясе и сухарях далеко не уйдешь, витамины нужны.

– Если бы я пытался поймать беглецов, я бы оставил отряд ждать именно там, – спокойно ответил Тротт. – Но это не первая возможная засада, от которой я уходил, Алина.

Спутница хмуро кивнула и затихла, периодически склоняясь над ягодными кустиками. Макса это вполне устраивало. Испугать нужно, но не сильно, чтобы не сорвалась в панику. Не говорить же, что ему и самому не по себе. Есть шанс прорваться, но только если туда не успеют прийти охонги. Если же ездовые богомолы дошли до скал, то их и ночью не обманешь.

Он бы один, конечно, ушел. Поплыл бы ночью по морю, как в Лакшии, и успел бы обойти скалы. Но Богуславская точно не в состоянии проплыть всю ночь, а отдохнуть там негде – плиты нависают над водой, – и если не продвинешься за ночь достаточно, то утром на воде тебя точно заметят.

Молчала принцесса, впрочем, недолго.

– Жаль, что ни я, ни вы не можем пока летать, – вздохнула она и тут же заинтересованно уставилась на его крылья. Перевела просящий взгляд на Тротта. – Профессор, а вы…

Макс без лишних слов, чтобы поскорее отделаться, несколько раз на ходу махнул крыльями, забил сильнее, чувствуя, как они крепнут, а воздух под ними становится плотным, словно вода под руками пловца, и взлетел – невысоко, на несколько метров вперед. Мышцы спины и крыльев сразу заныли, будто он с непривычки решил подтянуться на брусьях. Опустился, обернулся. Богуславская смотрела на него с таким незамутненным восхищением в глазах, что ему стало не по себе. Так он сам смотрел на редчайший экземпляр йодистого синего янтаря возрастом более миллиона лет, который благодаря структуре и месту образования стал мощным накопителем стихийной энергии. Резерв этого камушка размером с кулак был не меньше, чем у самого Макса.

– А еще можете? – попросила принцесса, подбегая к нему. Фанатичный блеск в зеленых глазах разгорелся сильнее.

– Нет, – буркнул Тротт. Алина обиженно моргнула, но неожиданно не стала спорить – покладисто кивнула и пошла рядом, разворачивая свои крылья и пытаясь махнуть ими.

– Когда, интересно, у меня появятся перья? – крыло дернулось, мазнуло Макса по плечу. – Пух – это, конечно, забавно, но я похожа на длинношерстную эмиратскую овцу.

Он покосился на ее крылья, усмехнулся: длинный рыжевато-черный пух и правда походил на тонкую шерсть южных овец.

– Через несколько месяцев, Богуславская. Потом сможете летать.

Принцесса все еще неловко махала крыльями, потом успокоилась, сложила их за спиной.

– Я надеюсь, что мы выберемся раньше, лорд Тротт.

– Я тоже, Алина. Но это будет трудно.

Они шли дальше: мхи пружинили под ногами, пахло сырой землей и грибами, вовсю палило солнце, жужжали мелкие насекомые, сопела Богуславская – к середине дня, до первого привала, она начинала выбиваться из сил, но старательно ускоряла шаг, чтобы не отставать.

Упрямства ей, конечно, было не занимать, и она иногда так напоминала Тротту Михея, что у него комок в горле вставал. И он поражался, как не замечал этого раньше. Даже когда у нее была другая внешность – разве можно перепутать эту бульдожью настойчивость, манеру от обиды или злости глядеть исподлобья, чуть раскачиваясь, или прикусывать в моменты сосредоточенности нижнюю губу, или сопеть от раздумий или эмоций? Очень похожая на мать принцесса иногда так поворачивалась или склоняла голову, что от игры теней вдруг становилась почти копией друга – в чертах, мимике, даже в некоторой неуклюжести движений.

Как крутит узлы жизнь, как оглушающе логичны течения судьбы. Когда-то Михей стал причиной его, Макса, инициации. А сейчас, скорее всего, именно из-за Тротта инициирована дочь друга, из-за его воздействия сорвалась и попала сюда. И не только из-за чувства вины он обязан вывести ее – но и потому, что за много лет впервые появилась возможность отдать долг Михею, которого он не смог спасти. Которого убил.

Выведет его дочь – может, груз на совести станет менее удушающим?

Вообще, она хорошо приспосабливалась. Хныкала куда меньше, чем Макс мог предположить, почти не жаловалась, не лезла из любопытства в норы и не скрывалась из виду, вечерами помогала, чем могла: таскала ветки для костра, просила научить ее разжигать огонь, носила воду, следила, как он разделывает добычу. Глотала слезы, но старалась учиться защищаться, терпела боль, не срывалась в истерику. Еще бы двигалась быстрее, но он и так много требует.

А еще через полчаса Тротт, сорвавшись, орал на принцессу, красную от страха и слез, ругая себя за то, что перехвалил, расслабился, перестал плотно контролировать ее.

– Я говорил вам не отходить от меня, Богуславская! Вы не на прогулке в парке вашего дворца!

– Простите, лорд Тротт, – жалко всхлипывала Алина, размазывая слезы по лицу. Плечи ее тряслись.

– Ей-богу, мне хочется вас выпороть, – рявкнул он, отворачиваясь от греха подальше и ощущая, как колотится от адреналина сердце. Потому что действительно хотелось схватить и встряхнуть хорошенько.

– Это непедагогично, – грустно сказала подопечная ему в спину, и Тротт в раздражении пнул мох и пошел вперед, кривясь от боли в раненом боку. В куртке зияла прореха, рану под крылом пекло. И нужно было бы остановиться и подлечить себя, но Макс сейчас был слишком раздражен. За спиной раздались тихие быстрые шаги – Богуславская пробежала мимо разделанного, все еще подергивающего лапами гигантского паука и пошла следом. Душераздирающие всхлипывания в двух шагах позади слышались долго, но Тротт не реагировал и не оборачивался, чтобы не сказать еще что-нибудь нелестное. Слишком он был зол и на нее, и на себя в первую очередь. Но он и подумать не мог, что все тщательно вдалбливаемое эти восемь дней будет пропущено мимо ушей.

Увы, потребности организма у путников никто не отменял. Принцесса иногда, страшно краснея, просилась в кустики, и Тротт тщательно эти самые кусты проверял и не отходил далеко. И сам Макс периодически останавливался, уходил за папоротник – спутница тоже отходила на десяток шагов вперед и терпеливо ждала. Он привык к тому, что система отработана, и, когда сегодня, застегивая ремень, услышал тонкий придушенный визг и отчаянное «Лорд Тротт!», даже не отреагировал сразу.