— Люди могли бы найти себе другие дела, а им приходится сопровождать меня по замку. Потому что вам так нравится, — сказала она почти шёпотом, зато с лукавой улыбкой, которая появилась мгновенно и уже не была одолжена у Юны. — Я ведь показала вам, что мне тут нечего бояться?

— Есть правила приличия, леди Челла, и мы не должны их нарушать, — ответил он так же тихо.

Действительно ведь, не должны. А хотелось! Оказаться совсем рядом — но между ними этот стол…

— Вообще, знаете ли, мы родственники, — напомнила она так же тихо. — Я привыкла в семье вести себя запросто. С Юной, например, хотя она моя уважаемая мачеха. Со всеми. Может, и с вами мы не будем официальными?

Да, вот именно, они родственники. И Найрину захотелось что-нибудь разбить!

— Юна для вас не посторонний мужчина, как я, например, — напомнил он холодно, стараясь все-же не повышать голос. — Я вам не муж, не брат и не престарелый дядюшка. Значит… Уйдите, миледи. Прошу вас. Вы ведь вредите не мне, а себе.

— Как хорошо, что вы мне не престарелый дядюшка, — Челла стрельнула в него глазами, встала и хлопнула в ладоши.

Почти сразу в комнату скользнула Фай, поклонилась.

— Миледи? Милорд…

Фай преобразилась. Она теперь была одета столь же просто, как раньше, но в платье из дорогой льняной материи красивого зеленого цвета с красной отделкой, и это платье ей шло больше, чем прежние невзрачные одежды. Накидка из тончайшего льна на голове, в косе — шелковая лента, на шее простенькое ожерелье из деревянных бусин. И, что сразу заметилось, ошейника больше не было.

Брат объяснил, что Челла пыталась снять с Фай ошейник, и поэтому ей стало плохо. Найрин так понял, что только пыталась. Оказывается, Челла сняла ошейник. Сама, без его амулета, и без его помощи, наконец!

Найрин шумно вздохнул. Однако…

— Фай, перед вечерним колоколом придешь к лорду Найрину за прописью рецепта. Не беспокойтесь за Фай, милорд, её я тоже не отпущу без охраны, — Челла вновь надела прохладную улыбку Юны. — И я передам вам бутылочку хороших чернил, у вас таких нет. До свидания, милорд.

После их ухода Найрин некоторое время сидел, бездумно глядя в одну точку — и желание, и сама возможность что-то делать пропали напрочь.

Ему придется как-то привести в порядок свои чувства, или покинуть Дьямон. Существовать рядом с женой брата будет та ещё пытка.

Потом он быстро написал рецепт зелья для Челлы — помнил его наизусть в отличие от многих, которые хранились в тетрадях. А другие ценные были потеряны или забыты. Необходима библиотека. Здесь, в Дьямоне…

Когда он увидит невестку в следующий раз, лучше поговорить с ней о чем-то стоящем — спросить про библиотеку, расспросить, что у нее там есть полезного — ученица знахарки должна знать, тем более что она ещё и занимается книгами. Разговоры о делах сразу отвлекут, не дадут утонуть в ненужных мечтах. Он не будет похож на идиота, как только что…

Это помутнение разума — чтобы терять голову от женщин, — излечимо и проходит. Есть упражнения, направляющие любовную силу в другие, нужные для дел, сферы…

Любовную?.. Он что, на самом деле так подумал — что влюблён?..

Нет же. Челла лишь ему понравилась. Как до этого Фай. Он просто мечтает обо всех юбках сразу, из-за своих монастырских привычек ни одну не трогая. Правильно Сайгур над ним посмеивается. Возможно, лучшим лекарством будет завести наложницу, как делают многие. Это честно. Он может себе это позволить.

Он вроде ещё о чем-то должен поговорить с Челлой, брат просил? Ах да, надо объяснить ей, как опасно пробовать знахарской ученице серьезные колдовские приемы. Нельзя запрягать в телегу мышку — она надорвется.

Но в их случае мышка сделала невозможное — сняла ошейник с Фай. А как она это сделала? Найрину тоже захотелось попробовать что-то в этом роде. И хотя бы понять — как? Каким приёмом она воспользовалась? Было любопытно. Потом он непременно уговорит её признаться.

Вот-вот, им точно будет, о чем разговаривать с Челлой. А он начнёт вести себя, как вредный старикашка, поначалу хотя бы — читать ей нудные нравоучения о том, что делать нельзя. Постарается ей не нравиться. Пусть стреляет глазками в мужа и соблазнит его, наконец, к общему удовольствию. Вообще, долготерпение брата даже удивляло. Зачем так?..

Когда прозвонили к ужину — звук этого колокольца, яркий, мелодичный, заметно отличался от того колокола на воротах, — Найрин решил не идти в общий зал. Во-первых, не хотелось встречаться с Челлой и братом. Во-вторых — ему точно было чем заняться. Он вызвал слугу и послал его за ужином. Тани Юна обещала цыплёнка.

Уставленный едой поднос принесла Фай, слуга тащил следом за ней тоже поднос, на котором лежали несколько книг в кожаных переплётах с коваными медными уголками — кажется, ноша паренька была тяжелее.

— Позвольте, милорд, — Фай поставила свой поднос на край стола.

Теперь она зачем-то закрыла нижнюю лица своим тонким льняным покрывалом.

— Спасибо, Фай. Зачем ты закрываешься от меня занавеской? — удивился Найрин. — Я люблю видеть лица людей, с которыми говорю. Ты же не закрывалась раньше?

Он подошёл к девушке и хотел убрать с её лица покрывало — помешала держащая ткань булавка. Впрочем, Фай тут же сама её вынула и взглянула на него.

— Мне приказали, милорд. Простите. Так положено.

— Почему?

— Служанкам запрещено прислуживать мужчинам с открытым лицом. Такое правило, милорд. Мне бай приказала, я не смею…

— Хорошо, — он пожал плечами. — Ты не говорила раньше. Прости и ты меня…

— Не просите прощения. Я ведь ваша, — она смотрела ему в лицо.

— Уже нет, как видно. К тому же…

Как ей сказать о том, что в Кандрии рабства нет, законы Пламени его не позволяют, но они есть фактически и с позволения Храма как уступка реалиям? Пусть временная уступка. Рабство закрепляется магически и поэтому безусловно существует.

— Все равны перед Пламенем, Фай, — сказал он, — по его законам я не имею права обижать тебя. Да и не хочу. Ты поняла?

— Да, милорд.

Она забрал у слуги поднос с книгами, сгрузил их на лавку у стены. Две книги на побережном, одна на мукарранском — жаль, ему не прочесть.

— Фай, ты умеешь читать? — спросил он раньше, чем подумал.

Почему девчонка-рабыня родом из деревни должна уметь читать, откуда?..

— Да, умею, милорд.

— Фай, я не ослышался? — удивился он.

— Я умею читать и писать, милорд. Мой отец был торговцем. И мой хозяин тоже. Он заставлял меня писать и отучил делать при этом много ошибок, — что-то этакое скользнуло в голосе девушки, отчего Найрин вспомнил первый день их знакомства и представил методы обучения её хозяина…

— Хорошо, иди к своей леди, — он махнул рукой, передумав просить Фай о помощи. — Вот, захвати это для неё, — и положил на поднос лист с рецептом.