теперь мне совершенно необязательно далеко в лес забираться — Татьяна мне и поближе воду в ручье охладит. Но насладиться этой мыслью я не успел.

Татьяна по-настоящему исчезла — не из вида, а совсем.

Я отреагировал, не думая — все мысли замерли от ужаса — должно быть навыки хранителя сработали. Распахнув руки, как крылья, я ринулся вперед, загребая ими воздух в том месте, где она стояла. Руки нашли то, что не ощущалось ни органами чувств, ни разумом. Из пустоты между ними послышался довольный смешок.

— Татьяна, — медленно проговорил я, облегченно выдохнув, — твои способности превосходят любое воображение, но ты рано радуешься.

— Это почему еще? — запальчиво вскинула она подбородок.

Который я увидел.

Как только почувствовал ее руки у себя на спине.

Мелькнула какая-то мысль, но Татьяна нетерпеливо боднула меня лбом в подбородок.

Я рассказал ей о назначенном консилиуме с темными по поводу ее революционного открытия, а также о выторгованной мной отсрочке. Как выяснилось, зря выторгованной.

— Да как же я покажу это? — растерянно захлопала она глазами.

— Вот это как раз то, что мне не нравится, — объяснил я. — Помнишь, как я любые мысли Игоря читал? Боюсь, что этот темный в любой голове копаться может.

— Я не пойду! — решительно заявила она.

— Уже не получится, — вздохнул я. — Этот темный в меня мертвой хваткой вцепился, и Стас аж трясется… Вот не посягала бы ты на устои! — с досадой добавил я.

— Я? — задохнулась она. — А может, это тебе не надо было языком болтать?

— Может, — тоже огрызнулся я. — А потом либо никогда не инвертироваться, либо к тебе больше не приближаться, да? Я только хотел узнать, как это твое изобретение заблокировать.

Опять мелькнула мысль, не такая неуловимая, как первая.

— А ну, подожди, — быстро остановил я ее, когда она уже воздух в рот набирала. — Ты можешь рассказать, как ты это делаешь?

— Да не знаю я! — почти крикнула она.

— Хорошо, — терпеливо продолжил я, сам поражаясь своей выдержке, — расскажи, как это в первый раз произошло.

Она рассказала мне, как почти почувствовала меня — пока не увидела. Как ощутила Тень — зная, что он где-то там, за кустарником. Как дорисовала по ощущениям его контур — едва различая его среди густой листвы.

— Татьяна, — медленно проговорил я, — получается, что блок изначально в инвертацию вставлен. Этот блок — наша уверенность, что преодолеть его невозможно.

— Ну, конечно! — подхватила она. — Я вас, как печку, чувствую. Но если эту печку наглухо закрыть, замуровать, то я тоже мимо нее, как мимо обычной стены, пройду. А ты, наоборот, холод ощущаешь? — вдруг прищурилась она.

— Нет, скорее, как прохладный ветерок, — поправил ее я.

— А если ты в машине едешь, — загорелась она, — то этот ветер никуда же не делся. Тебе просто лобовое стекло мешает…

— Так что — разбить? — ухмыльнулся я.

— Попробуй, — без тени улыбки ответила она.

Хм, ну, что-то разбить — это я сейчас как раз в нужном настроении. Кроме того, если преодоление инвертации — это такая же чувственная иллюзия, как и ее создание… Снова мелькнула неуловимая мысль.

— Хорошо, инвертируйся, — решился я, и быстро добавил: — Только стой, где стоишь.

Татьяна тут же исчезла — полностью и мгновенно, на меня даже не пахнуло ничем. Что-то слишком много талантов и гениев вокруг меня образовалось, подумал я, старательно закипая. Я вспомнил свое проигранное сражение со стеклянной дверью, то бешенство, которое вызывала во мне эта непреодолимая преграда, тяжелое кресло у себя в руках. Я взвесил это воображаемое кресло, хорошенько размахнулся и…

Если я и разбил какое-то стекло, то это оказался иллюминатор в космическом корабле.

На меня обрушилась волна арктического холода. В тот момент я понял смысл выражения «раздирают противоречивые чувства». Голова скомандовала рукам найти Татьяну хоть наощупь — тело затряслось и вжалось в стенку, ища спасения от обморожения.

Разум победил материю. Сотрясаясь от крупной дрожи, я отчаянным усилием воли протянул руки к своей Снежной Королеве.

— Тттатьяна, вввернись нннемедленно! — еле выдавил я из себя сквозь стучащие зубы.

Как только мне удалось кое-как обхватить ее (сейчас руки примерзнут, мелькнула мысль), ощущение мертвящего холода исчезло. Вам когда-нибудь случалось очнуться от самого страшного в вашей жизни кошмара? Представьте себе этот кошмар в ледяной пустыне космоса, а пробуждение — в теплой и уютной кровати дома, и тогда, возможно, вы поймете, что я почувствовал.

Татьяна тоже, естественно, появилась — глядя на меня круглыми, как блюдца, глазами.

— Что случилось? — испуганно спросила она.

— Ты еще инвертирована? — спросил я в ответ, крепко держа ее, на всякий случай, в руках и понемногу оттаивая.

— Уже нет, — ответила она, и я в изнеможении опустился на край стола.

— Да что это было? — нетерпеливо притопнула она ногой.

— У меня лобовое стекло в глубокий космос открылось, — ответил я, отдуваясь. — Или, по крайней мере, на Южный Полюс.

Она вдруг прыснула.

— А у меня — в жерло вулкана, — сказала она, улыбаясь.

— И что смешного? — проворчал я. — Что-то я не слышал, чтобы лава с вечной мерзлотой сосуществовали.

— Так то на земле, — отмахнулась она от меня. — И ты же сам только что сказал, что невозможно то, в невозможность чего верят. Давай попробуем! — Глаза у нее засветились хорошо знакомым мне любопытством.

— Подожди, — поднял я руку, вспомнив многочисленные последствия этого любопытства. — Дай отдышаться. Я другое хотел попробовать.

— Что? — сразу надулась она.

— Ты говорила, что перестала ощущать меня, когда увидела, так? — Она кивнула, нахмурившись. — А в невидимости ты меня видишь, когда я обнимаю тебя, так? — В глазах у нее забрезжило понимание. — И наоборот, как мы только что выяснили, так?

— Но пробуем только в невидимости! — быстро проговорила она.

Как и положено мужчине, первый эксперимент я поставил на себе. Как и положено первому эксперименту, он оказался неудачным. Почувствовав дуновение свежести, я представил себе, как обнимаю Татьяну … и продолжил ощущать прохладу. Честно говоря, наслаждаясь обоими ощущениями, я был готов так экспериментировать до бесконечности. Пришлось вспомнить, с горестным вздохом, о глубоко присущей мне целеустремленности.

Я представил себе, как Татьяна вешается мне на шею — и тут же увидел ее, с загадочной улыбкой на губах. Могла бы и не так откровенно радоваться, лишая меня двух удовольствий в обмен на одно.

Затем мы поменялись ролями. Затем перешли в невидимость вместе. Затем повторили последний опыт несколько раз — для закрепления навыка. Затем я решил, что мы готовы для более серьезного испытания.

Когда мы инвертировались, пришлось немного помучиться. Удар по ощущениям был настолько силен, что просто парализовал воображение. Но