class="v">И взор смешенных поколений

Стремится, ревностью горя,

То на нее, то на царя, –

Для них без глаз один Евгений;

Одной Татьяной поражен,

Одну Татьяну видит он.

Строфа XXVII. За этой строфой в беловой рукописи следовалаи еще одна:

Проходят дни, летят недели,

Онегин мыслит об одном,

Другой себе не знает цели,

Чтоб только явно иль тайком

Где б ни было княгиню встретить,

Чтобы в лице ее заметить

Хоть озабоченность иль гнев.

Свой дикий нрав преодолев,

Везде – на вечере, на бале,

В театре, у художниц мод,

На берегах замерзлых вод,

На улице, в передней, в зале

За ней он гонится как тень.

Куда его девалась лень!

ПУТЕШЕСТВИЕ ОНЕГИНА

«Путешествие Онегина» первоначально составляло восьмую главу. В черновой рукописи она сохранилась не полностью, в следующем составе.

Строфа I совпадает со строфой X последней (т. е. VIII) главы:

Блажен, кто смолоду был молод

. . . . . . . . . .

II

Блажен, кто понял голос строгой

Необходимости земной,

Кто в жизни шел большой дорогой,

Большой дорогой столбовой, –

Кто цель имел и к ней стремился,

Кто знал, зачем он в свет явился

И богу душу передал,

Как откупщик иль генерал.

«Мы рождены, – сказал Сенека, –

Для пользы ближних и своей»

(Нельзя быть проще и ясней),

Но тяжело, прожив полвека,

В минувшем видеть только след

Утраченных бесплодных лет…

Строфа III совпадает, за исключением первого стиха, со строфой XI последней главы:

Несносно думать, что напрасно

. . . . . . . . . .

Строфа IV совпадает со строфой XII последней главы:

Предметом став суждений шумных

. . . . . . . . . .

V

Наскуча или слыть Мельмотом

Иль маской щеголять иной,

Проснулся раз он патриотом

Дождливой, скучною порой.

Россия, господа, мгновенно

Ему понравилась отменно,

И решено. Уж он влюблен,

Уж Русью только бредит он,

Уж он Европу ненавидит

С ее политикой сухой,

С ее развратной суетой.

Онегин едет; он увидит

Святую Русь: ее поля,

Пустыни, грады и моря.

VI

Он собрался, и, слава богу,

Июля третьего числа

Коляска легкая в дорогу

Его по почте понесла.

Среди равнины полудикой

Он видит Новгород великой.

Смирились площади – средь них

Мятежный колокол утих,

Не бродят тени великанов:

Завоеватель скандинав,

Законодатель Ярослав

С четою грозных Иоаннов,

И вкруг поникнувших церквей

Кипит народ минувших дней.

VII

Тоска, тоска! спешит Евгений

Скорее далее: теперь

Мелькают мельком, будто тени,

Пред ним Валдай, Торжок и Тверь.

Тут у привязчивых крестьянок

Берет три связки он баранок,

Здесь покупает туфли, там

По гордым волжским берегам

Он скачет сонный. Кони мчатся

То по горам, то вдоль реки,

Мелькают версты, ямщики

Поют, и свищут, и бранятся.

Пыль вьется. Вот Евгений мой

В Москве проснулся на Тверской.

VIII

Москва Онегина встречает

Своей спесивой суетой,

Своими девами прельщает.

Стерляжьей потчует ухой.

В палате Английского клоба

(Народных заседаний проба),

Безмолвно в думу погружен,

О кашах пренья слышит он.

Замечен он. Об нем толкует

Разноречивая молва,

Им занимается Москва,

Его шпионом именует,

Слагает в честь его стихи

И производит в женихи.

IX

Тоска, тоска! Он в Нижний хочет,

В отчизну Минина. Пред ним

Макарьев суетно хлопочет,

и далее как в тексте отрывков из «Путешествия Онегина».

X

Тоска! Евгений ждет погоды.

Уж Волга, рек, озер краса18,

Его зовет на пышны воды,

Под полотняны паруса.

Взманить охотника нетрудно:

Наняв купеческое судно,

Поплыл он быстро вниз реки.

Надулась Волга; бурлаки,

Опершись на багры стальные,

Унывным голосом поют

Про тот разбойничий приют,

Про те разъезды удалые,

Как Стенька Разин в старину

Кровавил волжскую волну.

XI

Поют про тех гостей незваных,

Что жгли да резали. Но вот

Среди степей своих песчаных

На берегу соленых вод

Торговый Астрахань открылся.

Онегин только углубился

В воспоминанья прошлых дней,

Как жар полуденных лучей

И комаров нахальных тучи,

Пища, жужжа со всех сторон,

Его встречают, – и, взбешен,

Каспийских вод брега сыпучи

Он оставляет тот же час.

Тоска! – он едет на Кавказ.

XII

Он видит: Терек своенравный

и далее (строфа XII и след.) как в отрывках из «Путешествия Онегина».

В черновике за строфой XII следовали еще три (из них первая без четырех начальных стихов):

Вдали Кавказские громады,

К ним путь открыт – чрез их преграды

За их естественную грань

До Грузии промчалась брань.

Авось их дикою красою

Случайно тронут будет он.

И вот, конвоем окружен,

Вослед за пушкою степною

. . . . – ступил Онегин вдруг

В преддверье гор, в их мрачный круг.

–

Он видит: Терек разъяренный

Трясет и точит берега,

Над ним с чела скалы нагбенной

Висит олень, склонив рога;

Обвалы сыплются и блещут;

Вдоль скал прямых потоки хлещут.

Меж гор, меж двух высоких стен

Идет ущелие; стеснен

Опасный путь всё у́же, у́же;

Вверху чуть видны небеса;

Природы мрачная краса

Везде являет дикость ту же.

Хвала тебе, седой Кавказ,

Онегин тронут в