Спустя одну-две недели или даже месяц кратковременное уныние, которое, будто облако в ясный день, омрачило душевный настрой моего бедного отца, наверняка рассеется, какая-нибудь великолепная атака или вызывающе лихой маневр вернет энтузиазм в его душу, еще более жаждущую стремиться к невозможному, и тогда мой отец скажет со вздохом: «Право слово, полагаю, я поспешил с рапортом об отставке».

А Дермонкур, который будет ждать именно этого, ответит:

«Не переживайте, генерал. Ваш рапорт…»

«Ну, что с моим рапортом?»

«Он в этом письменном столе, готов к отправке с первой оказией – нужно ли дату исправить?»

Покинув пост военного губернатора[787]в Италии, Дюма вернулся в Вилле-Котре в трехмесячную увольнительную, чтобы побыть с женой и дочерью, а также потренировать свои навыки охотника на диких кабанах и оленях в лесу Ретц. В конце марта 1798 года он получил от военного министра приказ отбыть в Тулон, на юг Франции, и принять новую должность. Хотя Дюма наверняка был счастлив провести отпуск дома, он встретил новое назначение с явным облегчением, или, по крайней мере, так уверял его сын: по словам писателя, бездействие нагоняло на отца тоску (отсюда приступ уныния после Итальянской кампании). Он переписал завещание[788], поцеловал родных и ускакал на юг. Дюма было тридцать шесть – самый расцвет сил и здоровья. Он мечтал о еще более громкой славе.

Прибыв в Тулон, Дюма обнаружил в порту суматоху – французы оснащали нечто очень походящее на великую армаду. Здесь находились тысячи солдат, матросов, лошадей, пушек и всевозможные припасы, необходимые для обеспечения не только военной кампании, но и небольшого города. (Когда французы полностью оснастят армаду, она будет состоять[789]из тринадцати больших военных кораблей, сорока двух кораблей поменьше и 122 транспортных судов. На ее борту будут 54 000 человек, в том числе 38 000 солдат и 13 000 матросов. Корабли и суда повезут 1230 лошадей, 171 полевое орудие, 63 261 артиллерийский снаряд, 8067280 ружейных патронов и 11 150 ручных гранат.) Речь явно шла о подготовке широкомасштабной военной кампании, хотя направление удара держалось в строжайшем секрете. Ни Дюма, ни другие офицеры или солдаты в Тулоне не имели никаких идей на этот счет.

«Цель этого великого похода[790]неизвестна, – сообщал один из его участников 11 апреля в письме, перехваченном британской разведкой. – Ясно лишь… что у них с собой огромное количество полиграфического оборудования, книг, инструментов и приборов для химических анализов. Это позволяет предположить, что они уедут надолго». Личность автора письма[791]имела ключевое значение для понимания необычного характера похода, поскольку этот человек не был ни солдатом, ни представителем какой-либо мирной профессии из тех, что обычно сопровождают действующую армию. Деода де Доломье – один из ведущих европейских геологов. В 1791 году он открыл минерал, названный в его честь (доломит). Позже целый горный хребет в Северной Италии (Доломиты[792]) также будет носить имя этого ученого.

Между тем Доломье оказался не единственным выдающимся ученым и литератором, ожидавшим в Тулоне посадки на корабль. Здесь были десятки других людей, включая, как отмечал Доломье, «картографов, инженеров по фортификации, математиков[793], астрономов, химиков, врачей, художников и всевозможных естествоиспытателей; два специалиста по арабскому, персидскому и турецкому языкам». Вырванных из высших слоев французской интеллигенции «книжников», как их обозначали в перечнях участников похода, оказалось так много, что само это число выглядело столь же потрясающе, как и их слава. «И все они поднялись на борт, не имея представления, куда плывут».

Таинственность, связанная с целью похода, возымела желаемый эффект: враг был в замешательстве. Узнав о подготовке французской армады, Британское адмиралтейство направило на разведку своего лучшего сотрудника. Контр-адмирал Горацио Нельсон[794], хоть в свои тридцать девять и считался относительно молодым для британского военно-морского флота, уже прославился гениальными тактическими решениями и бесстрашием во время преследования и уничтожения французских судов. Он также был ультраконсерватором и презирал Французскую революцию.

Командование отправило Нельсона в Средиземное море во главе небольшой эскадры из всего трех крупных боевых кораблей и трех небольших фрегатов (разведывательных кораблей) с приказом выяснить цель движения французской армады. Прибыв в акваторию к югу от Тулона 19 мая – всего за день до отплытия эскадры – Нельсон расположил эскадру «именно так, чтобы перехватывать вражеские корабли». Контр-адмиралу посчастливилось захватить маленький французский корвет из Тулона и допросить его команду. Но французские матросы не смогли сказать Нельсону ни слова о пункте назначения армады, потому что, как и все остальные, сами не имели об этом понятия. Более того, они снабдили британца кое-какими ложными сведениями, в том числе слухом о том, что Наполеон не планировал лично плыть вместе с военной экспедицией. Затем удача отвернулась от Нельсона: поднялся штормовой ветер, огромные волны раскачивали его боевые корабли и окатывали их потоками брызг на протяжении девяти часов, повредив каждое судно и оставив флагман без мачты. Нельсон потерял контакт с фрегатами. Британской эскадре пришлось отступить в нейтральную Сардинию для ремонта – без фрегатов, из-за чего она фактически ослепла.

Тем временем огромная наполеоновская эскадра отплыла из Тулона и, разминувшись со штормом, в полном порядке направилась вдоль западного побережья Италии. Вернувшись под Тулон 5 июня, Нельсон был счастлив обнаружить в этом районе одиннадцать британских боевых кораблей, которые присоединились к его эскадре. Теперь он располагал достаточной огневой мощью, чтобы взять верх над врагом, если бы смог принудить французский флот сражаться в неудобном для того строю. Но куда делась наполеоновская армада? И куда же, черт возьми, она направлялась?