Он улыбнулся, и все было бы идеально, будь он здесь, со мной, в мире живых.

– Просто жить, дурашка.

– Но я не знаю как, – с трудом выговорила я сквозь слезы.

– Ты всегда была самой умной из нас, – возразил Уильям. – Не вини себя в моей смерти, сестренка. Живи за нас обоих. Даже не думай чувствовать себя виноватой за то, что неспособна изменить прошлое!

Если честно, я готова была поменяться с ним местами и сама оказаться там, за зеркалом, вместо него.

– А ты всегда был самым храбрым.

– Теперь твоя очередь, – сказал Уильям.

Его изображение постепенно развеивалось, как дым на ветру.

– Но я не знаю как! – повторила я.

Горячие слезы обжигали мне кожу.

– Ты этому научишься, как и всему, – пообещал Уильям.

В груди у меня все сжалось, и я всхлипнула:

– Пожалуйста, не уходи!

– Я бы никогда тебя не бросил, – сказал он с прощальной улыбкой и растворился в пустоту.

– Нет! – вскричала я и согнулась пополам, содрогаясь от рыданий. – Нет!

Финн обнял меня за плечи, но я отстранилась от него и подползла на четвереньках к сборнику заклинаний.

– Tras thar an veil agus tabhair dom an méid a cailleadh ionas go faimais níos mó ama a labhair, – прочитала я, жадно глотая ртом воздух, умоляя Уильяма вернуться.

– Хватит, голубка, ты так доведешь себя до истерики, – сказал Финн, пытаясь забрать у меня книгу.

– Нет! – закричала я. – Мне не хватило времени!

Я вцепилась в книгу и отползла к зеркалу. Повторила заклинание еще раз, но тщетно. Ничего не произошло.

Я попробовала в третий раз.

И четвертый.

Финн смотрел на меня с жалостью, и в зеркале отражалось его лицо.

Я без конца повторяла заклинание, моля вселенную нарушить ее правила хотя бы раз, ради меня.

Финн ласково погладил меня по плечу.

– Хватит, Фрэнсис.

Я прижалась лбом к холодному стеклу, нехотя принимая жестокую правду.

Я снова лишилась Уильяма, но на этот раз – навсегда.

Я так горько рыдала, что даже странно, как мое тело не разорвалось на мельчайшие частички. Рыдала, пока глаза у меня не опухли так, что сложно было их открыть.

Финн все это время придерживал меня за плечи.

– Ты смогла, Фрэнсис.

Возможно, мне следовало найти успокоение в том, что Уильям не страдал и не мучился. Что он умер мгновенно. Возможно, после того как я немного оправлюсь, мне и впрямь станет от этого легче.

Финн позволил мне плакать, кажется, целую вечность. Постепенно слезы высохли, и мне хватило сил на то, чтобы поднять взгляд. Финн помог мне встать и вывел из погреба. Приятно было прижиматься к его надежной, крепкой груди.

Он отвел меня в свою комнату, маленькую и без окон, ненамного больше чулана. Там помещались простая койка и письменный стол, заваленный книгами, клубками шерсти и записками со знакомым почерком. К стене были прислонены потертая скрипка и потрепанный лук.

– Не знала, что ты умеешь играть, – слабо проговорила я, кивая на инструмент.

Сил на слезы уже не осталось. Я чувствовала лишь невыносимую пустоту внутри, и все мои мысли были только о том, как же мне плохо.

– В последнее время забросил, – отмахнулся Финн и подвел меня к кровати, чтобы я могла отдохнуть с относительным комфортом.

Я легла и повернулась на бок. Меня одолевала ужасная тяжесть, но при этом разум был чист, как это часто бывает уже после истерики.

– Как нам решить, что делать теперь? – спросила я.

Финн лег рядом, лицом ко мне, едва не касаясь меня кончиком носа.

– На это у нас целая жизнь.

Я посмотрела на Финна. Я могла бы часами любоваться его профилем.

Он погладил меня по волосам, медленно и нежно, без спешки и страсти, просто касаясь меня с любовью.

Странно было осознавать, что для него я существую уже давно, в то время как в моем мире он появился гораздо позднее.

Какое-то время мы молчали. Наконец мое дыхание выровнялось, руки перестали трястись, и я решилась задать вопрос, который давно вертелся на языке:

– Я такая, какой ты меня представлял в своих снах?

Финн закусил губу, а потом ответил:

– Лучше.

– Чем?

– Ты настоящая.

Не успела я обдумать его ответ, как он прижал свои губы к моим.

Поцелуй был жадным, необдуманным, но я ответила на него с той же горячностью. Пальцы Финна скользнули по моим волосам и легли мне на шею. Он притянул меня ближе, провел губами по моей шее, и мое сердце забилось быстрее, как у загнанного в угол кролика. Я обхватила его плечи. Мне было бы так легко потеряться в этих сладких ощущениях, утонуть в них и уже не подняться на поверхность.

Он снова поцеловал меня, и его язык коснулся моего.

Я позволила прикосновениям Финна стереть печальные мысли из моего сознания. Позволила себе обратиться в ничто, никого, забыться в жаре страсти.

Свободной рукой Финн обхватил меня за талию, притягивая к себе.

Он перекатился, и я вдруг оказалась под его теплым весом, вся окутанная им.

Мне казалось, что я хочу этого. Я хотела так думать. Отдаться безопасности, уюту, умиротворению. Заглушить горе, заменить его нежными касаниями, желанием… жаждой.

От поцелуев по моим венам словно растекалась лава, но в пустом сердце бродило эхо, как будто в гулких коридорах храма.

Мы снова перекатились набок, и я отстранилась, тяжело дыша, вся зардевшись.

Зрачки Финна расширились, и глаза блестели даже в слабом свете.

Этот момент казался неизбежным, и в нем я могла найти покой.

– Спасибо, – прошептала я, закрыла глаза и прижалась к его груди.

Сердце Финна билось быстро-быстро, и от этого по моему лицу разливалась краска.

– За что? – прошептал он, уткнувшись мне в волосы.

– Что верил в меня.

Он поцеловал меня в лоб.

– Теперь мы вместе, ты и я. И так будет всегда.

Я проснулась в темной комнате, но чувствовалось, что до рассвета недалеко.

Финн мерно дышал подле меня. Во сне он выглядел особенно юным. Только сейчас, вблизи, я заметила бледную россыпь веснушек у него на носу. Меня охватило сильное желание защищать его. Всю жизнь положить на то, чтобы оберегать Финна от всего на свете.