– Прикажешь там, – и Кудряшов указал рукой в поле, – полезу. А что до пули… Я пока ни за чьей спиной не хоронился.

– А я хоронился?

– Пока такого не видел.

– А какого же чёрта!..

– Правду тебе сказать? Скажу. Бабу я тебе простить не могу.

Воронцов засмеялся:

– Ну, Савелий, это причина серьёзная! Раньше из-за этого на дуэлях дрались. До смерти.

– Я понял, к чему ты клонишь. Думаешь, ты лучше меня стреляешь?

– Пока не знаю. Но через полчаса у тебя будет возможность доказать.

– А то ты не видел, как я этих, двоих в поле…

– Боезапас надо пополнить.

– Студент, – толкнул Кудряшов в плечо Гаврикова. – Быстро – за патронами! Там, в обозе, в санях. Штук триста тащи! И лыжи для командира!

Когда Гавриков ушёл, Воронцов сказал:

– Хороший боец. Исполнительный. Ты на него попусту не ори.

– Хороший… Кто из него хорошего сделал? Он же ещё неделю назад стрелять боялся. Пускай дисциплину понимает.

– Ты её хорошо понимаешь…

– Я – понимаю. Я что, твои приказы отказываюсь выполнять? Так что службу знаю.

– Ефрейтора тебе надо присвоить. Или младшего сержанта. Вполне достоин. И о женщинах сразу меньше думать станешь.

– Звание на это не влияет. Думаешь, что генералы баб по-другому любят?

Вскоре вернулся Гавриков с мешком и лыжами. А за ним Губан.

Кудряшов тут же распорядился:

– Студент, поступаешь в распоряжение пулемётчика Губана. С этого момента исполнять все его команды как мои личные. Возьми у него сумку с дисками. За диски отвечаешь головой. Потеряешь – тебе конец. И нам тоже. Сам знаешь, куда идём.

Стрельба не прекращалась. Мины всё чаще и точнее ложились возле огневых точек обороняющих деревню. Уже горели сараи возле школы. Кто-то метался возле них, видимо, пытаясь тушить, чтобы огонь не перекинулся на дворы и не занялась вся деревня.

Воронцов шёл первым. Возле бань, в лощине, он остановился, оглянулся на свой невеликий отряд и сказал:

– Ну, ребята, теперь – быстрее! Если кого ранит, не бросать.

Так, лощиной, они и вышли в поле. Лощина то прятала их марш, то выводила на чистое, и они оглядывались в сторону дороги и назад. Но дорогу скрывала горбовина поля, а чёрные приземистые баньки тоже вскоре скрылись в белом пространстве. Не на что стало оглядываться. Подошли к краю противотанкового рва. Ров, видимо, не успели закончить. С южной стороны он был наполовину заметён сугробом. Оставалась довольно узкая глубокая траншея, которая с головой скрывала самого рослого из них. Решили пойти по ней.

– Стоп, – скомандовал Воронцов. – Там пулемёт.

Впереди, в дальнем конце противотанкового рва, глухо, как из-под земли, стучал МГ.

– Вперёд пойдут двое: я и Кудряшов. Губан, вы с Гавриковым занимайте позицию здесь. Но пока не высовывайтесь. Ждите. Я крикну: «Дошёл». Тогда бегом к нам.

Снег уже осел и местами вполне удержал бы их и без лыж. Прошли шагов сто. Воронцов сделал знак остановиться и затаиться, выглянул из-за козырька сугроба и совсем близко, шагах в пятнадцати-двадцати, увидел двоих пулемётчиков. Они лежали на краю рва в вырубленной лопатами глубокой продолговатой нише и вели огонь в сторону деревни. Вот почему так глухо стучал пулемёт.

– Охранения нет, – прошептал Кудряшов. – Сашка, я их возьму сам. По первому разряду уделаю. Прикрой. Чтобы со стороны дороги – никого…

Кудряшов расстегнул крепления и вытащил из ножен кинжальный штык от СВТ.

– Пойду… Опробую свой свинорез, – и Кудряшов улыбнулся какой-то странной улыбкой обречённости, как будто вот-вот надо было прыгать в преисподнюю, а Воронцов – последний человек, с которым он имеет возможность перемолвиться.

Немец, немного приподняв спину, повёл новую длинную очередь. И в это время Кудряшов наспех обмахнул себя крестом, ловко и легко, как волк, вскочил, с той же лёгкостью пробежал разделявшие их полтора десятка шагов и бросился в нишу, разом накрыв всех, кто там находился.

Воронцов подбежал к ним, когда всё уже было кончено. Кудряшов мотал головой, сидя возле дымящегося, опрокинутого набок, в снег, перегревшегося пулемёта и устало рассматривал свой штык. И во всей фигуре его, по-стариковски сгорбленной, тоже чувствовалась непомерная усталость.

– Ты видел? – устало сказал он, показывая ему своё оружие. – Я думал, весь измажусь. А тут – ни кровинки. Несколько раз ударил. Не помню, сколько. И одного, и другого…

Потом они отвалили на дно рва тела пулемётчиков и установили пулемёт.

– Сходи за Губаном, – сказал Кудряшову Воронцов. – Кричать не надо. Пока тихо, попробуем подойти как можно ближе.

Пришли Губан с Гавриковым. Гавриков с ужасом смотрел на убитых, на раны в спинах и шеях, на то, как один из них ещё грёб под себя снег и икал. Заметив это, Кудряшов указал штыком на немца, который ещё подавал признаки жизни, и сказал:

– На, студент, добей. Чтобы не мучился. А то ещё закричит, всю масть нам испортит.

– Пошёл ты… – и Гавриков отпрыгнул в сторону.

– Дурак. Нельзя их жалеть, – и, глядя на Воронцова, зачем-то сказал: – Этот хотел сдаться. А зачем нам пленные?

Воронцов промолчал. Не надо было сейчас разговаривать об этом.

– Снимите с них шинели и каски, – в следующее мгновение приказал он. – Побыстрее. Губан, а ты сруби снег отсюда и отсюда, чтобы удобнее было стрелять по дороге. Вон, видишь пулемёт? За мотоциклом? Это твой. Но вначале прикроешь нас. Мы с Кудряшовым должны уничтожить миномётчиков. Огонь откроете сразу, как только услышите взрывы гранат и нашу стрельбу. Или если увидите, что пулемётчики заметили нас.

Кудряшов натянул шинель и каску. Каска оказалась в крови. Он потёр её о снег, выругался:

– И откуда здесь кровь?..

Потом вытер о полы ватника руки, загрёб чистого снега и стал растирать им лицо и шею. Воронцов взял пулемёт. Остывший в снегу ствол уже не так сильно парил.

– Возьми коробку с лентами, – приказал он Кудряшову. – И приготовь гранаты.

Они надели лыжи и пошли в сторону дороги. Воронцов – впереди, Кудряшов – следом.

Миномётчики были хорошо видны в проёме рва. Должно быть, они уже заметили их. Но пока ничего не поняли, принимая за своих. Теперь стало понятно, что тот пулемётный расчёт, который сейчас лежал позади на дне рва в затоптанном окровавленном снегу, и выполнял задачу бокового охранения.

– Ближе, ближе подходим, – приказал Воронцов.

– Хватит, командир, я и отсюда гранату докину, – сказал Кудряшов и начал расчётливо задерживать шаг.

– Ближе, говорю!

Они добежали до берёзы. Воронцов залёг и начал торопливо устанавливать пулемёт. А Кудряшов одну за другой бросил вперёд две Ф-1.