Петя искоса посмотрел на нее и сразу понял, что она хитрит.Она вызывает его на объяснение. Она хочет, чтобы он сказал: «Я не верю в дружбумежду мужчиной и женщиной». И тогда она его сразу поймает. Нет, матушка, стараштука! Не на такого напала! И Петя снова промолчал.

– Чего ж вы молчите? – спросила она, стараясь заглянуть емув лицо.

– Так, – сказал Петя многозначительно. Дескать, понимай какзнаешь.

Она вздохнула и вдруг спросила, понизив голос, почтишепотом:

– Вы без меня скучали?

– А вы? – спросил Петя, не слыша собственного голоса.

– Я скучала, – ответила она и опустила голову так низко, чтос ее ушей посыпались черешенки.

Она стала их в смущении подбирать.

– Вы мне даже один раз снились, – сказала она и покраснела.

Петя не поверил своим ушам. «Что это? – с беспокойствомподумал он. Кажется, она объясняется мне в любви?» О таком счастье Петя не смелдаже мечтать. Но теперь, когда она так робко и так правдиво сказала этиволшебные слова – «я скучала» и «вы мне снились», Петя вдруг почувствовалгромадное облегчение, даже разочарование. Ну, слава богу! Еще минуту назад онаказалась ему недостижимой, а теперь перед ним стояла хотя и довольно миленькая,но все-таки самая обыкновенная девочка, не имевшая ничего общего с той Мариной,которую он так безнадежно и так мучительно любил.

– А я вам когда-нибудь снилась? – спросила она.

Петя почувствовал, что наступила решительная минута: от егоответа зависел дальнейший ход романа. Сказать: «Да, снились», – было все равночто признаться в любви. Тогда что же получается? Он ей снился, она ему снилась.Она его любит, он ее любит. Взаимная любовь. Именно то самое, к чему он такстремился. Это, конечно, очень заманчиво, но не слишком ли быстро? Так всехорошо, интересно налаживалось, роман только еще начинал по-настоящемуразворачиваться, как вдруг ни с того ни с сего – взаимная любовь!

Конечно, она сразу избавляла Петю от множества хлопот инеприятностей, вроде бессонных ночей, ревности, сидения в мокрой полыни ибросания в окно секреток. И в этом было ее громадное преимущество. Но что жедальше? Оставалось одно – целоваться. При мысли об этом Петю бросило в жар.Нет, нет, что угодно, но только не это!

А Марина стояла, прислонившись к лестничке под черешней,смотрела на него потемневшими глазами и облизывала потрескавшиеся, даже на видгорячие губы, от которых Петя не мог отвести глаз.

– Что же вы молчите? – сказала она с настойчивым нетерпениемголосом заклинательницы змей. – Я вам снилась?

Она опять явно забирала над ним верх. Еще секунда – и Петяуже готов был сказать покорным шепотом: «Снились», но дух отрицания и сомнениявсе-таки восторжествовал.

– Как это ни странно, но, представьте себе, не снились, –сказал Петя с косой, напряженной улыбкой, показавшейся ему самому ледяной и ввысшей степени печоринской.

Она опустила ресницы и слегка побледнела.

«Ага, голубушка! – подумал Петя с торжеством. – Не на такогонапала».

Ему ее совсем не было жалко. Теперь, когда он взял над нейверх, она ему уже не так нравилась.

– Вы правду говорите? – спросила она, подняла глаза и спритворным вниманием стала рассматривать крону дерева, под которым они стояли.

Пете даже показалось, что она мимолетно улыбнулась, какбудто увидела на дереве что-то забавное. Но Петю уже не могло обмануть этомаленькое лукавство.

– Понимаете, – сказал Петя, вовсе не желая доводить дело доразрыва, вы мне не то чтобы не снились, а просто я вас не видел во сне.

– Как это? – спросила она с любопытством и опять улыбнуласьдереву, даже как бы исподтишка ему подмигнула.

– Очень просто, – ответил Петя. – Видеть во сне – это одно,а сниться совершенно другое. Неужели вы не понимаете? Сниться-то вы мнеснились, мало ли что человеку снится! Многое снится. А вот специально видеть восне кого-нибудь одного – это совсем другое дело.

– Не понимаю, – сказала она, прикусив губу.

– Сейчас вам объясню. Видишь во сне – это когда… ну как бывам объяснить… когда… ну, любишь, что ли. Вы, например, когда-нибудького-нибудь любили? – сев на своего конька, строго спросил Петя.

– Любила. Вас, – быстро ответила Марина.

Петя самодовольно поморщился.

– Я не верю в женскую любовь, – сказал он разочарованно.

– Напрасно! А вы кого-нибудь любили? – спросила она и немогла задать более приятного вопроса. Как глупая мышь, она сама лезла вмышеловку, так ловко и незаметно поставленную Петей.

– На такие вопросы не отвечают, – сказал Петя, – но вам яскажу, потому что считаю вас своим другом. Ведь мы с вами друзья, не правда ли?

– Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, – сказалаМарина.

– А я верю! – с досадой сказал Петя. Она положительноначинала его раздражать, потому что почти все время говорила именно то, чтодолжен был говорить он. Можно подумать, что она никогда не читала романов.

– Напрасно, – заметила она. – Но вы мне, кажется, что-тохотели сказать?

– Я вам хотел сказать… даже, собственно, не сказать, арассказать… Ну, можно и сказать… Только, конечно, как другу, потому что об этомникто не знает и никогда не узнает. – Петя стал несколько боком и повесилголову. – Я любил, – сказал он с грустной улыбкой. – Собственно, я и сейчаслюблю… Но это не имеет значения…

– А она вас?

– Ах, даже больше, чем я ее! Я ее просто люблю. А онавлюблена. И вот, вообразите себе, однажды мы с ней пошли в степь собиратьподснежники. Был чудесный весенний вечер…

– Знаю, – с живостью сказала Марина. – Это Мотя, да?

– Откуда вы знаете?

– Не важно откуда, а знаю. Не понимаю, что вы в ней нашлиособенного? – с легкой гримаской сказала Марина. – И вы ее действительнолюбите?

– Представьте себе, – пожимая плечами, сказал Петя. – Сам непонимаю, как это случилось. Ничего особенного собой не представляет, простосмазливенькая мордашка, и вот…

В листве над головой послышался шорох, и с дерева упалачерешенка, которую, вероятно, оторвал и уронил скворец.

– Кш-ш-ш! – махнул Петя рукой.