— Дайте ей отпор, — говорю я ему. — Защитите то, что считаете правильным. Защитите Бена. Еще не поздно, — говорю я. — Никогда не поздно.

Он издает какой-то странный звук, как будто подавился.

— Я должен поговорить с ней! — выкрикивает он, разрывает контакт наших рук и выбегает в дверь.

Через пару секунд появляется новый посетитель: в комнату с костюмом в руках входит охранница. Это белое платье, все в блестках, переливающееся и искрящееся, с крыльями на спине.

— Надевай! — приказывает она.

Я натягиваю на себя платье. Охранница нетерпеливо ждет, затем щелкает пальцами, и из-за ее спины появляется Минни. Как же я рада ее видеть после долгой разлуки! Мне хочется ее обнять. Она смотрит на меня, и по ее лицу видно, что она чувствует то же самое.

— Поторопитесь! — рявкает охранница. — Представление вот-вот начнется!

Минни быстро протирает мое лицо полотенцем, проходит по моим волосам щеткой и скручивает их в узел на затылке. Затем красит мне ресницы, накладывает на щеки перламутровую пудру, на губы — помаду.

— Живее! — снова рычит охранница и тянет меня по коридору. Впихнув меня в маленькую деревянную дверь, она толкает меня дальше вверх по узенькой лестнице. На самом верху она грубо усаживает меня на стул. Заведя руки мне за спину, она защелкивает на запястьях наручники. Затем то же самое проделывает с моими лодыжками. Прежде чем уйти, она фиксирует мое тело тугой железной скобой, которую пристегивает к сиденью стула.

До меня долетает эхо ее шагов, когда она торопится вниз по лестнице. Затем я слышу, как щелкает замок. Все понятно: она заперла дверь.

Я оглядываюсь по сторонам. Я сижу в крохотной круглой комнате. Из-под двери пробивается свет, слышен гул голосов. Голоса где-то рядом. Совсем близко.

Видимо, я высоко над сценой.

Играет музыка, гул голосов нарастает с каждым мгновением, делаясь все громче и громче. Зрители дружно скандируют:

— Кошка! Кошка! Кошка!

Представление началось.

Подталкивая меня в спину тростью, Сильвио ведет меня к левым кулисам, после чего сам торопится уйти.

Играет оркестр: лес наполняет красивая, элегантная музыка. Огни такие ослепительные, что я не вижу зрителей, лишь слышу их голоса. Да и как их не услышать, если они такие громкие, возбужденные!

Внезапно музыка стихает, и в зале постепенно воцаряется звенящая тишина.

Потолок над моей головой похож на небо. Там даже повисло облако, чьи края подсвечены солнечными лучами. Из его середины появляется группа похожих на ангелочков детей, в белых платьях, с крыльями и нимбами на головах. Они как будто спускаются с небес на землю. Их ангельские голоса наполняют собой притихший зал.

Узрите! Узрите!

Он воскрес! Он воскрес!

Аллилуйя! Аллилуйя!

Медленно-медленно из облака в центре их группы показывается Сильвио и застывает метрах в восьми над деревянной сценой.

— Дамы и господа! Добро пожаловать в цирк! — выкрикивает он. Толпа ревет от восторга и разражается бурей аплодисментов. — Да, — Сабатини широко раскидывает руки, — да, это действительно я, тот самый знаменитый инспектор манежа! Я воскрес! Узрите же! Я воскрес, а тьма рассеялась. Я теперь Чистый, я Чистейший из Чистых!

Кто-то возмущенно шикает, кто-то свистит. Но, похоже, Сильвио это не трогает. Он в молитвенном жесте складывает ладони и улыбается безмятежной улыбкой, спокойно дожидаясь, когда восстановится тишина. Наконец он говорит снова:

— Дамы и господа! Я не единственное знакомое вам лицо в сегодняшнем шоу! К вашему восторгу и удовольствию мы устроили романтическую встречу после долгой разлуки! Если позволите, я расскажу вам одну историю. Вы все удобно устроились на этой лесной полянке? В таком случае я начинаю. Давайте вместе перенесемся в гораздо более простые времена, времена древних греков. Дамы и господа, добро пожаловать в Аркадию, сельский рай, где среди священных рощ предавались своим забавам нимфы и дриады!

Воздух наполняют звуки свирелей и колокольчиков. По одному из-за кулис на сцену выходят остальные артисты. Там они застывают, в растерянности глядя друг на друга. Так вот что означают их костюмы! Это нимфы и дриады, кем бы ни были эти существа.

— Над этим сельским Эдемом, правя им справедливо и мудро, властвовал Пан. Пан, внук Зевса. Пан, наполовину человек, наполовину козел. Пан, бог пастухов, бог плодородия, бог дикой природы!

Охранник выталкивает меня на сцену, к кругу посреди травы. Как только я становлюсь на него, тот начинает приподниматься. В конце концов, я тоже возвышаюсь над сценой, хотя и не так высоко, как Сильвио с его ангелочками, а всего лишь на пару метров. Я озираюсь. Что я теперь должен делать?

Публика приходит в бурный восторг. Мои глаза немного привыкли к освещению. Я вижу, что народ с громкими криками вскакивает с мест. Над ними, на одном уровне с Сильвио есть деревянная платформа, подвешенная между двумя деревьями, а на ней — нечто вроде павильона. Наверно, это и есть ложа для особо важных гостей, потому что оттуда на сцену, на меня смотрят моя мать, мой отец и мой брат. Лицо матери каменное. Лицо отца — несчастное. Лицо Фрэнсиса — довольное.

— В течение долгих веков Пан правил своим царством в мире и процветании, — нараспев повествует Сильвио. — Но в Аркадию пришли перемены…

Огни над нашими головами начинают гаснуть, в небе сгущаются грозовые тучи.

— Где же Кошка? — выкрикивает кто-то с задних рядов. Другие зрители присоединяются к нему. Хлопают в ладоши, топают ногами, скандируют:

— Кошка! Кошка! Кошка!

Безмятежно улыбаясь, Сильвио ждет, когда они успокоятся.

— Всему свое время, мои дорогие, всему свое время. А пока, как я уже сказал, в Аркадию пришли перемены. Однажды утром, придя в лес, Пан заглянул в озеро и увидел в нем прекрасную девушку. Такой красоты он еще никогда не видел! Ему хватило одного взгляда на ее отражение, чтобы он всем сердцем влюбился в нее!

Огни гаснут, тревожно звучат фанфары. Луч софита высвечивает утес над водопадом. Каменные стены постепенно раздвигаются, открывая взорам зрителей пещеру.

Внутри, глядя на меня вниз, сидит закованная в цепи Хошико.

Я ожидала увидеть перед собой брезентовый купол, а вместо этого подо мной раскинулась залитая солнечным светом лесная поляна в окружении деревьев. Она битком набита людьми. Они кричат, вскакивают с мест, толкают друг друга, чтобы лучше увидеть то, что происходит на сцене. Значит, это все-таки цирк, пусть и не такой, как раньше.

Напротив меня между двумя деревьями подвешена платформа. Не иначе, как это ложа для особо важных гостей, потому что в ней, как и было обещано, сидит Вивьен Бейнс и смотрит на меня с торжествующей улыбкой. Рядом с ней похожий на хорька брат Бена, а по другую сторону от нее — его отец. Мне тотчас делается грустно. Зачем он пришел посмотреть на меня? Я отворачиваюсь. Он был моей последней надеждой.