– Поспим, – решила Хелен. – Часа три хотя бы, а то совсемсил нет. В пять встанем, я умею просыпаться, когда нужно, и на планёрнуюплощадку. Машина готова, сразу улетим.

– Куда?

Летунья поникла.

– Далеко, Иль. Далеко-далеко… в чужие страны. Я подумаю,гляну на погодные карты, да и ты реши, где прятаться легче. У меня есть кое-чтоценное на Слове, у тебя – опыт большой. Вдвоем сможем укрыться.

– Согласен, графиня, – сказал я. Подошел и поцеловал ее вгубы, мягко, без страсти, с одной лишь нежностью. – От меня предательства нежди.

Она помедлила, прежде чем ответить:

– И от меня не жди, Ильмар. Клянусь, я верила, что схватимпацана – тебя помилуют.

На поцелуй Хелен ответила так же, как я, ласково и тихо. Силу нас никаких не было, одна усталость и опустошенность. Закрутил я газовыйрожок – смертельное это дело, лампу без пригляда оставлять, и мы пошли вспальню. Рухнули на кровать, не раздеваясь, ничего больше не обговаривая. Хеленнашла в темноте мою руку, взялась крепко и вмиг уснула. А я еще успелудивиться, как все странно в жизни складывается.

Лишь потом уснул.

Проснулся я от того, что Хелен водила ладонью мне по лицу.Медленно, плавно, словно слепая, что лишь руками видит. Я открыл глаза,посмотрел на летунью, она сразу убрала руку.

– Пора, – сказала она. – Уже пять. Умывайся да пойдем.

– Что ты делала? Ворожила?

Хелен улыбнулась, покачала головой:

– Зачем?

И впрямь – зачем?

Связаны мы крепко-накрепко, и бедой общей, и симпатией. Аможет, уже и чем побольше симпатии…

– Не передумал? – спросила Хелен. – Не жалко бросать Маркуса?

– Жалко, – признался я. – Но уж слишком круто всезаварилось. Не по мне.

Пока я умывался, Хелен собиралась, подкрашивалась, прочимиженскими глупостями занималась. Сон с меня быстро слетел, лишь тяжесть в головеосталась. Много выпили вчера да еще коньяк с шампанским смешали.

Сквозь маленькое окошко в ванной был виден предутреннийостров. Карнавалы затихли, иллюминации погасли, все забылись коротким сномперед новым днем развлечений. Очень тихо стало на острове… лишь теперь понятно,какой раньше шел шум отовсюду. Я вдруг понял, что мне уже опротивела СтранаЧудес. За один неполный день всего! И волшебные достижения техники, иресторанчики, и театры, и павильоны всех городов. Даже большие механическиеоркестрионы, которых, по слухам, тут штук десять, не хотелось слушать.

То ли не люблю я вообще бесконечных развлечений. То ли не тосостояние духа, не для праздника.

– Я вызову слугу, – крикнула Хелен. – Пусть приготовят счет,спят ведь все наверняка…

Звякнул колокольчик. Я кивнул своему отражению в зеркале,продолжая скоблить ножом намыленную щеку. Щетина отросла будь здоров…

В дверь постучали, Хелен легкими шагами пересекла комнату. Ая замер с ножом в руках, пытаясь понять, отчего кольнуло сердце.

Стук неправильный.

Будто не слуга, за свое место цепляющийся, осторожненькостучит, а кто-то, лишь пытающийся придать стуку несвойственную деликатность…

– Стой, Хелен! – крикнул я, бросаясь в комнату. – Неотпирай!

Поздно.

Даже вскрика не было – так быстро все произошло. СтоялаХелен с белым от ужаса лицом, к голове был приставлен ручной пулевик.

А держал оружие офицер Стражи Арнольд, от которого я такловко ушел в вольном городе Амстердаме, над головой которого так удачно проехалв дилижансе до Лиона…

Сколько веревочке ни виться…

При виде меня каменное лицо офицера озарилось улыбкой.

– Брось нож, Ильмар! – гаркнул он.

Нашел.

Догнал.

Значит, понял, как я ушел из Лиона. И мало того, что понял.Другой планёр взял, иначе никак бы не успеть ему! И не в Риме меня искать стал,а до Страны Чудес добрался.

– Оружие на пол! – приказал Арнольд. Толкнул голову Хеленстволом пулевика так, что летунья вскрикнула от боли.

– Отпусти меня! Я графиня!

По лицу Арнольда прошло подобие ухмылки:

– Вас тоже ждет суд, графиня. За измену, за укрывательствокаторжника Ильмара.

– Идиот! Я вела с ним игру по личному приказанию Владетеля!Он вывел бы меня на Маркуса!

Это была почти правда, и Арнольд почувствовал ее в голоселетуньи.

– Очень печально, – процедил он.

Я понял. Ему действительно было неприятно, что теперьпридется убивать двоих. Обставив нашу смерть как попытку оказать сопротивление,он вряд ли получит взыскание. Разве что пожурят слегка… меня же не обязательнобрать живым…

И Хелен поняла. Я увидел, что ее губы шевелятся, а пальцылевой, «сломанной» руки пытаются собраться в причудливую фигуру. Летуньятянулась в Холод.

– Что, офицер, после напарника во вкус вошел? – резкоспросил я. – Понравилось своих убивать?

Мне нужно было дать Хелен хоть секунду для маневра. И ядобился своей цели. Мгновенно отпустив женщину, офицер направил пулевик наменя. Грянул выстрел, пуля пронеслась над головой – я успел присесть. И дажеметнул покрытый подсыхающей мыльной пеной и обрезками волос нож в Арнольда.

При всех габаритах его фигуры офицер был ловок, может быть,половчее меня. Он легко уклонился. Покачал головой, вновь прицелился.

И в этот миг Хелен дотянулась в Холод.

В ее руке возник… нет, не пулевик, как я надеялся, и даже ненож. Всего лишь цилиндрик планёрного запала. И этим бесполезным цилиндром она сразмаху ткнула Арнольда в лицо.

Эффект был потрясающий.

Издав короткий крик, здоровяк рухнул головой в коридор, воткрытую дверь, ногами оставшись в комнате.

Я обалдело смотрел на Хелен, уже убирающую свой драгоценныйзапал в Холод.

– Он… он мертв? – только и спросил я.

– Вряд ли. Если сердце слабое… – Летунья глянула на неподвижноетело и покачала головой. – Не думаю. Минут через десять очухается.

Я немедленно подскочил к Арнольду, выглянул в коридор –пусто. Втянул офицера в номер, захлопнул дверь.