благо, Горинс крепко спал и видел десятый сон, некому пристыдить молодого непутевого графа. И Нина уже ушла к себе.

Приставленная к ней горничная оказалась смекалистой девушкой, быстро просекла брачные татуировки на наших запястьях и со словами, вам сюда, миледи, оперативно утащила новобрачную в хозяйскую спальню. Не удивлюсь, если она еще и встала на страже покоя новой хозяйки и прямо сейчас бдит у закрытой двери. Не дай Боги, супруг не вовремя нагрянет. Без предварительной-то записи.

Темный тебя подери, кажется, бутылка кончилась. А вторую я не подумал припрятать. Бар, наверняка, закрыт. Что б тебе, Горинс, во сне икалось.

Тошно и что-то жжет в груди. Я со всего маху кинул пустую бутылку, она попала точно в цель — в портрет короля на противоположной стене, и разлетелась на мелкие осколки. Немного полегчало.

Но потом я снова вспомнил лицо Эдриана: черные жуткие глаза, презрительную усмешку, холод и отстраненность. Но если раньше я все списывал на его чрезмерный внутренний самоконтроль, то теперь ясно увидел всю картину.

Я никогда не знал настоящего Эдриана Данмарского. Все годы службы подлое лицемерие я принимал за доброжелательность и доверие, высокомерие — за излишнюю сдержанность, равнодушие и безразличие — за тактичность и признаки исключительного самообладания. Его вежливое «Друг мой», звучащее в голове, теперь осознавалось как самая настоящая издевка. Ты непроходимый идиот, Реджинальд Ревенфорд, Карающая длань короля Ингрии!

Я подошел к окну и распахнул створки настежь, вдохнул свежесть весеннего утра, растер ладонями лицо и, присел на подоконник, свесил ноги наружу и облокотившись на раму, стал наблюдать за разгорающимся рассветом. Хоть что-то в этом сумасшедшем мире не меняется.

За спиной тихо открылась и закрылась дверь, послышался шелест шелковой ткани и мягкие крадущиеся шаги, а потом шею обвили тонкие руки. Нина. Она доверчиво прильнула сзади, окутала меня тонким ароматом роз и своими робкими и нежными прикосновениями смогла незаметно и быстро прогнать печаль. На сердце сразу полегчало. Как же ты догадалась прийти сюда?

Я осторожно развернулся, влез обратно и обнял Нину. Она доверчиво прильнула, положила голову на плечо, взяла меня за руку и переплела наши пальцы. На запястьях темнели брачные узоры. Боги, мы ведь женаты! Мысль прострелила насквозь и вызвала какой-то благоговейный трепет. Эта женщина в моих руках — моя жена, мой друг, моя вечная спутница жизни, предназначенная мне судьбой.

Нина подняла голову и посмотрела прямо в глаза, тихо вздохнула, встала на цыпочки и решительно поцеловала. Тело откликнулось мгновенно, по спине побежали предательские мурашки. Мы замерли на несколько секунд, всматриваясь друг в друга: она — несмело давая желанную надежду, я — ища малейшие признаки сомнения.

Дыхание участилось, когда я увидел в ее глазах абсолютное доверие и любовь. Моя ты, родная! Я взял ее маленькую ладошку и приложил к груди в районе сердца, пусть послушает, что она делает со мной. Кожу обожгло, кровь забурлила сильнее. Ладошка стала беззастенчиво путешествовать дальше, открывая новые горизонты.

Я расстегнул и сбросил с ее плеч легкий шелковый халат, присел на подоконник и одним движением усадил жену себе на колени. Стыдливый румянец разлился по щекам девушки. Какая же ты сладкая, если б ты знала. Поцелуй был глубоким и жарким, правда, я еще пытался сдерживать себя. Проложил дорожку из коротких поцелуев вдоль шеи, потом от ее ключиц к раскрытым манящим губам, вкус ее бархатистой кожи пьянил и сводил с ума.

Едва сдерживаясь, я тихо прошептал.

— Нина, если мы сейчас не остановимся, больше я тебя не отпущу…

В ответ девушка мягко отстранилась, встала с колен, протянула руку и несколькими ловкими движениями распустила косу, волосы окутали ее с двух сторон, укрыли как покрывало. А потом, не дав мне опомниться, Нина спустила бретельки своего шелкового пеньюара, он скользнул вдоль тела и воздушным облаком осел на дорогом шинарском ковре.

Большего приглашения мне и не требовалось.

Не помню как мы добрались до спальни, благо есть смежные двери между ней и кабинетом, не опозорились господа перед слугами. Хотя меня бы в тот момент и сам Черный Бог не остановил.

Девочка моя, какая же ты маленькая и такая горячая, словно плавишься под моими руками. Не стесняйся, не надо, никого нет прекрасней. Доверься мне, как делала уже не раз прежде. Рука в руке, ритм сердец выравнивается в унисон, двигаемся навстречу друг другу. Мы с тобой сплетаем свой брачный узор на этих шелковых простынях.

Ловлю губами твое дыхание, оно обжигает. Твой крик разрывает тишину спальни, я вторю тебе. Наконец, мы падаем без сил. А за окном слышатся первые звуки просыпающейся столицы. Вскоре Римсток забурлит и зашумит — сплетнями, новостями, событиями, обычной городской жизнью.

Мы впервые встретим новый день вместе, как и следующий за ним, и следующий. Как мужчина и женщина, как муж и жена, как леди и лорд Ревенфорд, как двое влюбленных, соединивших две жизни в одну навек.

Ты засыпаешь, доверчиво прильнув сбоку, я ласково целую тебя в висок. Спи, родная, и пусть тебе сняться добрые сны. А я буду оберегать твой покой. Всегда.

Алексия Риверс

Идя по длинным коридорам малого королевского дворца Алексия кивала спешащим по своим делам многочисленным служащим, чиновникам, встречающимся время от времени представителям аристократических семей Ингрии. Кого-то она знала с детства, кого-то видела каждый день, живя во дворце безвылазно последний месяц, с кем-то встречалась впервые, но все они выказывали безоговорочное почтение сестре нынешнего короля.

Церемония коронации прошла за закрытыми дверями и в присутствии лишь нескольких членов королевского совета, изрядно поредевшего за время допросов и разбирательств. Ревенфорд сильно проредил великосветское общество столицы.

Многие заговорщики лишились чинов, званий, титулов, оказались за тюремными стенами, были высланы или заплатили жизнями за свое предательство. Молодой король во всем поддерживал вернувшегося на свой пост лорда Карающего.

Шептались, что именно Ревенфорд, а не Александр Данмарский, стал инициатором тотальных проверок женской половины общества. Несколько десяток видных леди столицы разделили камеры со своими мужьями. Для этих целей им предоставили двухместные номера.