Он отложил безделушки, достал из-под рубашки шнурок. На нем висели три монеты, по одной для каждого мира. Он развязал шнурок и снял крайнюю монету.

Амулет из Серого Лондона.

На лицевой стороне был высечен профиль Георга III, истертый бесчисленными пальцами.

При каждом посещении Келл давал королю новый лин, но сам пользовался одним и тем же шиллингом, который Георг выдал ему в самый первый раз. Задолго до того, как его одолели старость и безумие, до того, как сын похоронил его в Виндзорском замке.

Цена этой монетки была ничтожна, но для Келла она значила очень многое.

– Извини, что отрываю от размышлений, – сказал Холланд, – но твой друг уже возвращается. – И кивком указал на окно.

Келл обернулся, ожидая увидеть Лайлу, но по улице прошел Алукард. В руке он держал сосуд, мерцавший в свете фонаря. Внутри поблескивал то ли белый песок, то ли мелко толченое стекло.

Капитан посмотрел в окно на своих спутников и взмахнул рукой, подзывая к себе. Жест получился грубоватый.

Келл со вздохом поднялся.

Двое антари вышли из таверны. Келл огляделся.

– А где Лайла? – спросил он.

– Бард? – удивленно спросил Алукард. – Она же оставалась с вами.

Келла охватил ужас.

– Она пошла за тобой.

Алукард покачал головой, но Келл уже сорвался с места. Холланд и капитан помчались за ним по пятам.

– Разделимся, – предложил Алукард и свернул в один из переулков. Холланд свернул в другой, но Келл поймал его за рукав.

– Погоди. – У него в голове перемешались долг и паника, разум и страх.

Одно дело – освободить белого антари из цепей.

И совсем другое – упустить его из виду.

Холланд посмотрел на его руку, вцепившуюся в ткань.

– Ты хочешь ее найти или нет?

В голове у Келла зазвучали предостережения Рая – о мире, лежащем за пределами столицы, о том, какую ценность представляет черноглазый принц. Антари. Он рассказывал Келлу, что думают о нем вескийцы и фароанцы, но ни словом не обмолвился об их собственном народе, и Келл по своей наивности даже не подумал, что его могут взять в заложники ради выкупа. А с Лайлой могло случиться что-нибудь и похуже.

Келл застонал и разжал пальцы.

– Только не заставляй меня жалеть об этом, – сказал он и пустился бежать.

VIII

Лайла привалилась к стене, судорожно хватая воздух ртом. Ножей у нее больше не было, кровь из раны на виске заливала глаз, дышать было больно, но она еще держалась на ногах.

«Меня так просто не одолеть», – подумала она и перешагнула через тела шестерых на мостовой.

В жилах была пустота – она выложилась без остатка. Земля покачнулась. Она схватилась за стену, оставив кровавое пятно. Она еле переставляла ноги, дышать было трудно, в ушах тяжело отдавалось биение сердца… Нет, погодите, не только сердце.

Шаги.

Сюда кто-то шел.

Лайла с трудом подняла голову, выискивая в измученных мозгах нужное заклинание. Шаги звучали все громче.

Ее кто-то окликнул, она обернулась – и еле успела разглядеть нож, вонзившийся ей под ребра.

– Это тебе за Каснофа, – прошипел седьмой из «Воров», вгоняя кинжал по рукоять. Лезвие прошило грудь, вышло из спины, и в первый миг – всего один, краткий миг – она чувствовала лишь тепло льющейся крови. Но потом всё окутала боль.

Не краткая и острая, как от царапин, а глубокая. Мучительная.

Нож вышел, и ноги подкосились.

Она попыталась вздохнуть, но кровь поднялась к горлу, промочила рубашку.

Лайла рухнула наземь.

«Вставай», – велела она себе, но тело не слушалось.

«Нет, я не умру, не дождетесь», – говорила она себе.

Сплюнула кровь.

Что-то не так.

Больно.

«Нет».

«Келл».

«Вставай».

Она попыталась подняться, поскользнулась в чем-то липком, теплом.

«Нет».

«Не дождетесь».

Она закрыла глаза, из последних сил воззвала к магии.

Не осталось ничего.

Только лицо Келла. И Алукарда. И часы Бэррона. Корабль. Открытое море. Шанс на свободу.

«Мне не конец».

Перед глазами плыло.

«Не дождетесь».

В груди клокотало.

«Вставай же».

Она лежала на спине, и пират кружил над ней, как стервятник. Небо над ним наливалось цветами синяка.

Как море перед… чем?

Он подошел ближе, присел, вонзил нож в ее израненную грудь. Она не могла дышать, и этого не может быть, и…

На краю зрения что-то мелькнуло, быстро, как нож, и нападавший исчез. Послышался и оборвался крик, вдалеке упало что-то тяжелое, но у Лайлы не было сил поднять голову и посмотреть, не было…

Мир сузился, с неба спустился свет, потом его перекрыла еще чья-то тень, склонилась над ней, прижала руку к груди…

– Держись, – произнес тихий голос, и мир погрузился во тьму. Потом: – Сюда! Скорей!

И еще один голос:

– Не покидай меня.

До чего же холодно!

– Не покидай…

И больше она ничего не слышала.

IX

Холланд склонился над телом Лайлы.

Ее лицо заливала смертельная бледность, но он успел вовремя: чары действовали не сразу. По другую сторону от Лайлы в полной растерянности стоял Келл и осматривал ее раны. Можно подумать, не доверял работе Холланда.

Если бы он поспел первым, то сам бы исцелял ее.

Но Холланд не стал ждать. Счел это неразумным.

И к тому же появились более неотложные дела.

Через стену в дальнем конце переулка перелезли чьи-то тени. Он встал.

– Не покидай меня, – шепнул Келл окровавленной Лайле, как будто этим можно было что-то изменить. – Не покидай…

– Сколько у тебя ножей? – вдруг перебил Холланд.

Келл не сводил глаз с Лайлы. Но пальцы потянулись к ножнам на руке.

– Один.

Холланд тяжело вздохнул:

– Прекрасно. – И свел ладони. В порезе на руке выступила свежая ниточка крови.

– Ас нарахи, – проговорил он. «Ускорение».

По его команде магия будто вспыхнула, и он заметался со скоростью, какой от него никто не ожидал. И, очевидно, он не собирался раскрывать Келлу свои способности, так уж вышло. Это заклятие в любых условиях осуществляется трудно и действует разрушительно на того, кто его произносит, но при необходимости очень полезно: весь мир вокруг тебя замедляет ход.