Сила мысли - Ричард Бард

Госпиталь для ветеранов, Санта-Моника, Калифорния

Уже две недели Джейк Бронсон готовился к смерти. Только не хотелось бы умереть именно сегодня, застряв в этом аппарате МРТ[1].

Стол под ним начал мелко трястись. Он въезжал в узкую трубу – так в девятнадцатом веке в пушку закладывали артиллерийский снаряд. Усталый лаборант медицинского центра для ветеранов возвышался над ним, пристально глядя сквозь стекла очков, а на рукаве халата у него было желтое пятно от горчицы.

Это так умиротворяло…

– Головой не двигать, – сказал лаборант.

Право слово, будто у него другой выбор есть – лоб зафиксирован ремнем в два дюйма шириной! Еще толчок – и сверху, над его глазами, проплыло устье тоннеля. Джейк зажмурился, стараясь не чувствовать, что волнистые стенки движутся в дюйме от его носа. Три глубоких вдоха – и стол, дернувшись, остановился. Пациент был полностью внутри, как в коконе, от макушки до пят. Был слышен мягкий гул вентилятора, который дул на его ступни. Ветерок осушал капли пота, выступавшие на лбу.

Из громкоговорителей в палате послышался надтреснутый голос лаборанта:

– Мистер Бронсон, если вы меня слышите, нажмите кнопку.

Кнопка сигнала тревоги. Разве тревога вообще хоть раз отпускала его с тех пор, как врачи сообщили ему, что болезнь перешла в конечную стадию? Он и на последнее исследование согласился только затем, чтобы выяснить, сколько ему еще осталось. Хоть в чем-то будет определенность. И с этого момента – никаких больше докторов. Прямо с сегодняшнего дня – только просто жить. Джейк надавил на переключатель, сжав его в руке.

– Порядок, – отозвался лаборант. – Если вам там станет слишком не по себе, нажмите еще раз, и я вас выпущу. Только помните, что в таком случае все придется делать заново, так что давайте постараемся, чтобы с первого раза все получилось. Всего тридцать минут – и готово. Поехали.

Бронсон положил палец на тревожную кнопку. Щелк. Уже почти нажал. Надо было выпить успокоительное, которое ему давали в приемном покое. Но Маршалл, его друг, усмехнулся себе под нос на такое предложение лаборанта.

Теперь-то уже поздно.

Какого черта опять эта напасть? Перенести рак даже один раз в жизни – для всякого предостаточно. Но дважды? Это не дело. Хотелось выместить свою злость, да только на чем? Или на ком? Сегодня утром маленький телевизор полетел в стену спальни после анонса к фильму – «Смотрите следующей осенью». Джейку-то этого фильма уже не увидеть – вот что злит.

Камера, казалось, надвигалась на него. Все нутро мужчины задрожало в приступе клаустрофобии, с каждым ударом сердца его все больше мутило. Воображение напомнило о расплющивающих стенках складной камеры пыток – столько часов было проведено там, в тренировочной симуляции лагеря для военнопленных!

Давай, соберись, Джейк!

Тридцать минут. Это всего лишь восемьсот секунд. Пациент стиснул зубы и принялся считать. Один – тысяча, два – тысяча, три…

Громко лязгнув, аппарат встал. Испугавшись звука, Джейк дернулся.

– Не двигайтесь, пожалуйста, мистер Бронсон, – недовольно сказал лаборант.

Сверлящий шум, казалось, отличался от того звука аппарата, который Джейк слышал на МРТ десять лет назад. «Лимфома, – постановил тогда военный хирург. – Сожалею, но вы покойник». Вот так всего за день до отправки на первое боевое задание рухнула его мечта детства – полетать на самолете «F-16». Химиотерапия и облучение – гадость та еще. Но они помогали. Удалось добиться ремиссии – до нынешнего момента, пока две недели назад рак не вернулся опухолью мозга.

Назойливый гул приобрел ритм. Бронсон с трудом выдохнул, пытаясь расслабиться.

Восемь – тысяча, девять – тысяча…

Внезапно вся камера сильно дернулась вправо, как будто аппарат протаранило самосвалом. Туловище Джейка скрутило в сторону, а вот зафиксированной ремнями головой повернуть было невозможно. Мужчина почувствовал острую боль в шее, и его пальцы на левой руке онемели. Вентилятор остановился, свет погас, и камера начала трястись, как центрифуга в малярной мешалке для краски.

Землетрясение!

Острый свист снизу аппарата отдавался стреляющей болью в звенящей голове Джейка. Теплая влага затопила уши и перекрыла слух.

Он со всей силы жал на тревожную кнопку, выкрикивая в темноту слова, прерывающиеся от вибрации:

– Вы-та-щи-те ме-ня!

Ответа не было.

Он втиснул руки вдоль стен, чтобы обхватить ими себя. Внутренняя поверхность аппарата была теплой и становилась все горячее.

Воздух был наэлектризован. Кожа у Бронсона горела. Перед его лицом по стене скакали искры, из чего можно было заключить, что по крайней мере глаза его были целы. Ноздри заполнил едкий запах горелой проводки.

Джейк колотил кулаками в толстые стены камеры. «Кто-нибудь!!!» – взывал он.

Все тело затекло. Ноги свело судорогой, голова откинулась назад. Поверхность языка и вообще весь рот были полны металлическим привкусом крови. Острые, жгучие иглы ослепляющей боли раскрывались в черепной коробке, впиваясь в мозг. Голова, казалось, вот-вот взорвется.

Землетрясение кончилось так же внезапно, как и началось.

Прекратился и приступ.

Бронсон вжался в стол. Сердце его билось так, будто готово было выскочить из грудной клетки.

Неясные голоса. Он весь обратился в слух. Постарался всмотреться в сторону выхода из аппарата сквозь пальцы ног. В помещении включился свет. Задвигались тени.

Стол под ним дернулся и начал выкатываться в палату. Когда Джейк пересек внешний край аппарата, сверху на него уставились две пары встревоженных глаз – лаборант и дружище Маршалл.

– Все в порядке? – Лицо у его друга перекосило от тревоги.

Джейк не совсем понимал, в порядке он или нет. Лаборант помогал ему сесть, и он спустил ноги вниз, после чего повернул голову и сплюнул на пол кровяной сгусток. Протянув лаборанту переключатель, пациент заметил:

– Похоже, придется вам это отремонтировать.

– Прошу прощения, – ответил медик. – Пропало электричество, и я едва смог на ногах устоять. Я…

– Да забудь, – сказал Джейк и сморщился, стараясь дотянуться через плечо, чтобы растереть ноющую шею, а потом махнул в сторону дымящейся камеры. – Радуйся, что не тебя стянули ремнями в этом гробу.