Все. Пора идти.

Тихий шорох за спиной заставил меня замереть. Я обернулась, но не увидела ничего особенного, всего лишь сгусток темноты в воздухе у стола. Сильно зажмурившись, я поморгала, и темнота рассеялась. Все-таки мои глаза пострадали на пожаре, как бы я ни убеждала себя в обратном.

Взвесив узел в руке, я охнула. Ничего, как-нибудь справлюсь. Правда, до порога домика я его волокла по полу, а по пути к лодочному сараю наверняка придется закинуть его на спину.

Я донесу.

Пристроив свою нелегкую ношу у двери, я вернулась к кровати, чтобы забрать лампу, и поняла, что передо мной в пятне лунного света, возникшего словно из ниоткуда, сидит она.

Старуха из моих кошмаров.

Роза Логан.

* * *

Из оцепенения меня вывела боль – резкая, свирепая, пронзающая насквозь, словно все мое тело рассекали острым ножом. Ноги подкосились, и я с криком страдания упала на колени. Лампа выпала из моих помертвевших рук, громко стукнулась об пол и откатилась к окну, оставляя за собой кривую, матово поблескивающую дорожку масла.

Когда я смогла поднять голову, меня парализовал взгляд глубоко посаженных воспаленных глаз, полных ненависти. Этот взгляд, показавшийся мне змеиным, прожигал насквозь, и, обхватив себя руками в бессознательном и бесполезном жесте защиты, я скорчилась на полу у кровати.

Старуха, сгорбившись, сидела на скамье у стола, а вокруг нее по комнате распространялся удушливый запах тлена. Оглушенная болью, я не сразу разглядела ее, а когда мои глаза вновь обрели способность видеть, хоть и сквозь пелену слез, почувствовала, что от неизъяснимого ужаса у меня по всему телу побежали мурашки.

Седая, с волосами, скрученными в узел на затылке, старуха смотрела на меня, как смотрит на свою жертву кобра перед броском. Она сцепила сухие узловатые пальцы в замо́к и не двигалась.

Наконец, моих ушей коснулся странный звук, более всего походящий на воронье карканье.

– Ну, что, допрыгалась, дуреха?

Не без усилий выпрямив спину, я прислонилась головой к изножью кровати. Холод металла остудил мой висок.

– Я предупреждала тебя – убирайся! Что ж, теперь тебе некого винить, кроме себя. А?

Я попыталась заговорить, но не смогла произнести ни слова, только смотрела на уродливое сморщенное лицо из моих жутких видений и не понимала, что с ним не так. Роза была стара, неопрятна, выбившиеся пряди свисали до плеч сальными космами, но не это заставляло меня холодеть от ужаса. А что именно – осознать мне пока не удавалось.

– Все вы, проклятые, суетесь сюда… Не знаете, куда суетесь. А напрасно. Знали бы, глядишь, духу бы вашего тут не было. А теперь… теперь только души и остались.

Каркающий звук повторился. Я бы сказала, что это смех, если бы не одна вещь, не менее странная, чем жуткая. До меня наконец дошло, почему при взгляде на лицо старухи меня пробирала дрожь.

Роза Логан говорила и смеялась, однако губы ее при этом не шевелились. Лицо вообще не двигалось, ни одна мышца. Тонкий, злой, по-старчески впалый рот не раскрывался. Глаза не моргали. Но передо мной сидел живой человек из плоти и крови, я готова была в этом поклясться! Я видела ее настолько отчетливо, насколько можно видеть ночью при зыбком свете луны.

– Давненько сюда никто не совался… Ишь ты…

Я бы закричала, если бы могла. Но язык не слушался меня, а крик, рвущийся из груди, застревал в горле. Я давилась им, однако не могла издать ни звука.

– Глядишь, и пожили бы еще, убогие. Слушать надо было людей, когда советовали не связываться с нами. Не совать нос в чужие дела. А ведь лезли всегда. Всегда! Дела им было… Но мы-то знали, как отвадить особо пытливых, не зря я у матери кое чему обучилась, а она – у своей.

Боль притупилась, или же я с ней стерпелась. Холод от виска словно перетек на лоб, и разум мой прояснился настолько, чтобы понимать, о чем «говорит» Роза Логан. Выходит, не просто так бежали Уинды из Шотландии! И правы были те, кто утверждал, что каждая девочка, родившаяся в роду Уинд, – ведьма.

Что толку мне было удостовериться в этом теперь? Ведь совершенно ясно, что живой я отсюда не выберусь. И рядом нет ни Ричарда, ни Стива, никого, кто мог бы мне помочь.

– Не зарились бы на чужое, дольше бы небо коптили, гадины! – голос старухи неожиданно сорвался на визг. И при этом – все та же застывшая маска вместо лица. – Патрик был мой. Мой! – опять зловещий шепот. – Такого красавца с сильными руками еще было поискать… И сын ему под стать. Оно, конечно, жаль, что не дочь, да чего уж там… Мой был Патрик! А нашел-таки себе девку в портовом кабаке. Рэйчел. Она, видите ли, добрая да покладистая, а я – щепка сухая, нрав у меня крутой, и не зря меня ведьмой кличут. И правда, не зря! Наглости хватило – явилась, брюхатая, на остров… На мой! И повесила я их, чтоб на ветру поворковали. Ха!

Словно стая гомонящих ворон пронеслась по комнате – и вновь могильная тишина.

Свет луны, бледный и немощный, скользнул в окно, и я отчетливо увидела хлопья пыли, сочащиеся сквозь фигуру за столом. Призрак. Разумеется. Неужели я всерьез верила, что Роза Логан до сих пор жива? Когда лунный свет приглушила тьма, старуха вновь стала казаться настолько живой, что мне даже виделся блеск в ее змеиных глазах, не отпускающих меня ни на миг, а может, это слезились мои собственные от дыма и усталости.

Мысли туманились, гудящая голова ничего не соображала, но один образ был на удивление четким и не оставлял меня даже в болезненном умопомрачении.

Ричард, лежащий без сознания на холодном полу в темном лодочном сарае. Ричард, неподвижный, истекающий кровью, умирающий без меня. Может быть, его дыхание уже угасло, и возвращаться мне не к кому.

Хотя вряд ли я смогу вернуться.

– И Кристофер привел потом… куда ж деваться… И надо же… опять парень родился. Порода Логанов! Шустра больно была его Холли, с характером… хотела я ее припугнуть, чтобы она место свое знала, да, видно, пережала лишку… Не думала, что она у зеркала сдохнет, но оно и к лучшему. Нечего тут…

Роза шевельнулась. Не знаю, почему, но мне от этого стало легче. Как будто для меня была важна разница – шевелится моя убийца или нет! Она постучала узловатыми пальцами по столу и, сверля меня злобным взглядом, проскрипела:

– Кто там еще до тебя? Девка эта кривая, сирота из деревни. Кристофер настоял… Сопротивлялась я, но, похоже, слова матери не указ никому. Торчала тут… везде я на нее натыкалась, уж постаралась, чтобы ей тут несладко пришлось. Нечего было зариться на сына моего! Тоже мне… Поплавала она вдоволь!

Марта Солтон. Та самая, которую нашли в лодке, прибитой к берегу. Ричард не говорил, что между ней и Кристофером что-то было. Хотя какое это теперь имеет значение? Зачем Роза все это мне рассказывает? Я все равно умру здесь, так почему она тянет время? Какая разница – расстанусь я с жизнью испуганной историей ее жестокого ведьмовства или нет?