Брызги взлетели выше головы. Он ревел как бешеный бык,ругался, орал, вызывал на бой, с каждым шагом продвигался все дальше в реку. Заним следили понимающе, хотя в сердце каждого копошился гадкий червячокоблегчения. Ему, Гакону, все одно вот-вот сгинуть. И так дожил до вон какойседой бороды, хоть и слепой, в то время как молодые здоровые мужики гибнут словномухи в метель.

Гакон был уже вблизи рокового берега, как вдруг оступился вподводной ямке, с воплем рухнул, подняв столб брызг до небес, а когда поднялся,мокрый и злой, то потерял направление и зашагал вдоль реки. Течение же в этужару почти остановилась, река напоминала заснувшее болото.

Ему закричали, заорали, подсказывая, где берег. Гаконвстрепенулся, лицо озарила свирепая радость. С боевым кличем укрылся щитом и,выставив для удара меч, бросился в сторону кричавших, явно приняв за врагов.

— Разбегайся! — заорал Ховрах дико. — Зашибет, старый дурак!

Гакон несся к берегу в столбе бьющей из воды крови, таквыглядели с берега расцвеченные заходящем солнцем брызги. Они взлетали вышеголовы, и Гакон весь блестел как в чешуе сказочной рыбы. Серебряные волосытрепал ветер, рот был разинут в злом крике.

Разбойники и поляницы прыснули врассыпную, лишь трое-четвероостались, выставив щиты. Гакон выбежал на пологий берег с легкостью мальчишки.Шипастая булава угрожающе завертелась над головой. Вокруг прыгали смельчаки,орали, они-де свои, но распаленный близкой кровью Гакон слышал толькособственный рев. Булава неожиданно ударила в подставленный щит, и смельчакполетел на землю с выбитой из плеча рукой. От щита брызнули щепки.

— Слава! — орал Гакон ликующе. — Бей!.. Круши!..

Гонта сам пытался как-то ухватить Гакона за руку с булавой,но старый витязь двигался быстро и неожиданно, булава с такой скоростьюраспарывала воздух, что тот ревел как в трубе при вьюге. Стоял треск, людивскрикивали, Гакон торжествующе хохотал, бил и крушил. Деревянные щитыпревращались в обломки, бронзовые сминались, а их хозяева с криками болиоткатывались в сторону, ибо этот зверь наступит — кишки вылезут.

В Гакона начали метать боевые гири, молоты. Он яростноревел, орал, Гонта сам вздрогнул и присел, когда огромный молот, брошенныйиздалека, с силой шарахнул старика по голове. Шлем отозвался гулом, Гаконпошатнулся, руки с огромной булавой и великанским щитом начали опускаться.Колени подогнулись, он сгорбился, закачался, и к нему бросились обрадованныеразбойники и поляницы. И тут Гакон тряхнул головой, взревел гулко под железноймаской. Булава со страшной силой описала вокруг него длинную дугу. Послышалсячастый стук металла по живому, крики боли. Сбитые с ног люди отлетали как щепки.

Гонта, Медея и Ховрах попятились, их спешно закрыли двойнойстеной щитов разбойники и поляницы. Тут же всех оглушил могучий рев Гакона, надстеной щитов взлетела страшная булава, пошел треск, вопли, крики боли, дикийхохот старика.

— Гакон! — орал Гонта. — Гакон, старый бес!

— Гакон!!! — завопила Медея таким пронзительным голосом, чтоГонта отскочил в испуге. — Гакон, это мы!.. Свои!.. Враги на том берегу!

Гакон ломился сквозь заслон из человеческих тел как вепрьчерез кустарник. Поляницы падали, уползали, как и разбойники, уже появилисьраненые, всюду стоял крик. Гакона уговаривали, орали, в него летели уже ибоевые топоры, дротики, камни, старый витязь отряхивался как пес после купания,пер напролом, бил и крушил подставленные щиты, рвал веревки, что бросали совсех сторон, и уже был в двух шагах от Гонты и Медеи, когда Ховрах приложилладони ко рту и заорал дико:

— Гакон!.. Гакон, это я — Ховрах!

Гакон остановился, но булава попрежнему распарывала воздухво всех направлениях. Еще два щита разлетелись вдребезги, когда наконец густойголос из-под шлема прорычал:

— А ты что здесь делаешь?

— Это свои, дурень! — заорал Ховрах.

Гакон чуть замедлил размахи, теперь стало видно с какойбыстротой булава распарывает воздух вокруг старого витязя:

— Опять свои?

— Снова! — заорал Ховрах. Он ткнул Гонту и Медею под ребра ите тоже заорали, завизжали, срывая голоса. Гакон в нерешительности замедлилвращение булавы, но и теперь еще окружала сверкающей стеной из металла толщинойс детскую голову.

— А где не свои? — осведомился он.

— По ту сторону, — завопил Ховрах. — Но ежели тебя видели,то уже разбегаются!

Гакон с тяжким вздохом опустил булаву. Могучая грудь тяжеловздымалась. Голос из-под шлема донесся неузнаваемый от горечи:

— Совсем ослаб... И драться не начал, а уже язык на плече.

Гонта посмотрел на его путь, заполненный разбитыми щитами,ранеными и ушибленными, сломанными копьями, смятыми шлемами. Плечи зябкопередернулись:

— Слава богам, такие богатыри уже вымирают.

Ховрах бросил одобрительно:

— Молодец Гакон! Бей своих, дабы чужие боялись.

В глазах Медеи было больше восторга, чем страха. Гонтанахмурился, а Ховрах обнял Гакона за плечи и повел к шатрам. Гакон на полдорогеосвободился, заспорили, потом повернули к реке.

Они были у самой воды, когда со стороны шатра Медеипрогремел озлобленный крик. Шатер затрясся, медленно повалился. С трескомразорвалась ткань, в прореху выпал связанный человек. Он дергался, и с каждымдвижением лопались ремни, веревки, как клочья тумана разлетелись обрывкирыбацкой сети. Он поднялся во весь рост, страшный, всклокоченный, багровый отусилий. Уже только уцелевшие ремни врезались в тело, но было видно какподаются, затем все услышали треск. Как тонкие гадюки, коснувшиеся огня, так иремни отскакивали от его тела.

Он наощупь выудил из-под цветной ткани шатра палицу,выпрямился. Лицо в крупных каплях пота, обнаженная грудь блестела, а мышцы намогучих руках перекатывались, будто огромные змеи заглатывали зайцев.

Ховрах побелел:

— Ну, сейчас этот кинется...

Он с торопливой обреченностью вошел в воду, замешкался, и,обгоняя его, молодой разбойник по кличке Беляк, прыгнул вперед, поднял столбыбрызг, пронесся через всю речушку как молодой олень и выбежал на чужой берег скриком:

— Что жизнь?.. Жила бы честь!

Теперь подошвы его сапог попирали землю Горного Волка, онбыл молод и красив, лицо стало ясным, словно засветилось изнутри, а глазаблестели нечеловечески как звезды. В левом ухе беззаботно рассыпала искоркизолотая серьга с зеленым камешком.

Вторым выбежал Ховрах, дышал тяжело, мокрый как медведьпосле ливня, а третьим как разъяренный тур вынесся Мрак. Грянул лютым голосом: