Едва из-за виднокрая показались кончики шатров, какзаклубилась в двух местах пыль, а в ней различил крохотные искорки. Конь охотноперешел с галопа на рысь, а затем и на тихую грунь. От него тоже шел сухой жар,а влажная кожа высыхала раньше, чем взмокала.

С двух сторон к нему неслись поляницы. Прокаленные солнцем,в звериных шкурах, но с голыми руками и ногами, обнаженной левой грудью, лицадикие, рассерженные. Заранее готовые дать отпор мужицким шуткам, наглым взорам.

Мрак остановил коня, вскинул ладони над головой и помахал.Женщины все еще сжимали в руках короткие дротики. Глаза смотрели подозрительно.

— Я к Медее, — крикнул Мрак.

— Кто таков? — крикнула одна женщина.

Вторая заехала чуть сбоку, дротик угрожающе смотрел Мраку вбок.

— Ее друг.

— У нашей царицы нет друзей!

— А вот тут вы неправы, лапочки, — сказал Мрак ласково. —Есть. И я не единственный.

На него смотрели зло, подозрительно, но с замешательством.Слишком уверенно говорит, а глаза смеются.

Первая женщина люто скрипнула зубами:

— Ты должен умереть!

— Только в твоих объятиях, — согласился Мрак. — Вон ты какаяхрупкая, кости как у птички...

Он тронул поводья, и поляницы невольно развернули коней.Первая покосилась на свои руки, длинные и сильные, широкие в кости, вспыхнулаот ярости, насмехается волосатый, затем перевела взгляд на его руки, прикусилагубу. А может и не насмехается. Его руки вдвое толще, кости шире, а сам такгромаден и дик, что в самом деле рядом с ним сама хрупкость и беззащитность...

Она выпрямилась, только теперь замечая, что левая грудьобнажена. И что ее касается не только лучи солнца и порывы ветерка, но имужской взгляд. Особый взгляд, который ни с чем не спутаешь.

Вторая выпрямилась, отчего грудь, что вызывающе смотрелакончиком стрелы прямо перед собой, теперь даже приподнялась, будто стрелуготовилась выпустить по низкому облачку. Конь под нею горячился, частоперебирал ногами, всхрапывал, громко прядал ушами, будто щелкал кнутом.

Шатер быстро приближался. Уже видны были костры, крытыетелеги, множество коней, что в сторонке обдирали пышный куст. Поляницы кудивлению Мрака, собравшись вокруг костров, по большей части чинили одежду,шили новую, нанизывали на нитки бусы, пели негромкие и почему-то печальныепесни.

Трое поднялись с копьями в руках, одна побежала к шатруцарицы. Длинные ноги красиво месили сухой степной воздух, полный запахов полынии ковыля.

Мрак невесело скалил зубы. Не от хорошей жизни девки живутврозь от мужиков. А все рассказы про гордую степную жизнь, вольницу и героику —блажь. Не бабье дело скакать на горячем коне, метать стрелы в живого человека,а то и рубить его острым металлом. Но сказать такое вслух — голову потерять.Женщины правду любят еще меньше царей. Им нужно поддакивать да похваливать.

Медея не появилась, но вышла поляница, жестом пригласилавойти. Даже полог придержала, так что сразу не прибьют. Да и женскоелюбопытство не позволит вот так круто в лоб, чтобы уши отвалились.

Медея возлежала на низком ложе. Судя по разворошенному узлус одеждой, она перед гостем-мужчиной все же переоделась. А то и просто оделась.Так что он опять не увидит как выглядела бы в облике простой поляницы скоротким подолом и обнаженной левой грудью. А посмотреть, как он помнил, естьна что.

— Что уставился? — спросила она подозрительно. Опустилаглаза на свою могучую грудь, свитер не скрывал пышные формы, стряхнуланевидимую пылинку. — Как я слышала, ты отыскал царя.

Мрак ногой придвинул скамейку и, не спуская с Медеи взгляда,сел напротив. Хрюндя тяжело соскочила на скамью, подумала неспешно, спрыгнулана землю, осторожно пошла обследовать углы шатра.

— К добру ли отыскал, — ответил Мрак невесело, — не знаю. Тыслышала, что стряслось во дворе?

— Немного, — ответила она, но по безразличному тону понял,что царица знает больше, чем видел он сам. — Что-то не выглядишь счастливым.

— Счастливым?

— Ты ведь жених, — напомнила Медея.

— Да, — сказал Мрак. Сам почувствовал, что голос у негонедоумевающий и растерянный, — но я представлял это иначе.

В глазах Медеи промелькнуло нечто напоминающее жалость.Словно видела могучего кузнеца, ковавшего тяжелые мечи, который взялся на своеймассивной наковальне тем же молотом быстро перековать гребень для волос вфилигранные серьги.

— Что будешь есть? — спросила она со вздохом.

— Я ем все, что бегает, летает, ползает и плавает.

— Это хорошо, — сказала Медея непонятно. — Ешь вперед, покаможешь.

В шатер начали вносить еду, и Мрак ощутил, что с утра во ртумаковой росинки не было. В животе радостно взвыло, завозилось, подготовливаяемкости.

Приоткрыв полог, женские руки опустили на пол большойпузатый кувшин. Мрак придвинулся ближе. Медея понимающе улыбнулась. В тенижарко и пыльно, и если горло не промочить, то потрескается как высохшая глинана солнце.

— С чем на этот раз? — спросила она.

— Да просто на тебя пришел посмотреть, — ответил Мрак снабитым ртом.

— Врешь, меня все боятся.

— Ну тогда, если честно... Не обессудь за правду, нозахотелось еще раз поесть жареного гуся с подливой из степных ягод. С прошлогораза каждую ночь снился.

— Тоже хорошо сказано, — одобрила Медея. — Хотя мог бысказать, что я тоже каждую ночь снюсь. А что? Я хуже жареного гуся?

Куда там гусю, подумал Мрак. Гусь тоже истекает сладкимсоком, но в Медее его... гм...

Он с трудом оторвал взор от ее необъятной груди, при такоммогучем размере торчит как у девчушки-подростка, сглотнул слюну вместе с мясомгуся, ответил осевшим голосом:

— Да ты прямо пава. А явился я, дабы звать тебя на Волка.Тот приготовился к прыжку на трон.

Медея вскинула тонкие брови:

— Меня? Неужто я похожа на защитницу престола?

— Волк сразу начнет готовится к войне, — сказал Мрак. — Даты и сама знаешь. Но сперва обезопасит себя внутри страны. Ты и для Додоназаноза, но тот труслив и ленив, а Волк тут же бросит сюда все войско. Здесь,вблизи с кордоном, и оставит на зимовку. А весной, когда подсохнут дороги,сразу же двинется на Артанию.

— Его побьют, — сказала Медея. — Надо еще миновать землиРуда. А тот сейчас силен как никогда.