– Хошь, сам лови, – рыкнул обозный старшина.

Сучок взял топор, зажмурился, несколько раз глубоко вздохнул, открыл глаза и резко взмахнул топором. Лезвие свистнуло в воздухе и с хрустом глубоко врубилось в столешницу.

– Ни хрена себе! – выдохнули наставники.

На столе судорожно загребал тремя оставшимися лапами «мухун».

Андрей Немой поднялся из-за стола, подошёл к Сучку, хлопнул его по плечу, показал на топор, на муху, на плотников, махнул рукой в сторону Ратного, одобрительно кивнул и снова хлопнул Сучка по плечу. Того аж покачнуло.

– Ты чего сказать хочешь, Андрей? – спросил Филимон. – Что глаз у Кондрата соколиный?

Андрей отрицательно покачал головой и ещё раз показал в сторону Ратного.

– А-а-а, – догадался Филимон, – говоришь, что теперь понимаешь, как они десятком против толпы устояли?

Андрей кивнул и, помедлив немного, поклонился Сучку, как равному.

Сучок согнулся в ответном поклоне.

– Кондрат, а у вас все так могут? – спросил едва разогнувшегося мастера Прокоп.

– Ну, почитай, все, – ответил за старшину Нил. – Хошь покажу? Там ещё три лапы остались.

– Хватит столы портить, ироды! – Плава с помелом появилась неизвестно откуда. – Сами ж за ними жрать будете! Вон во дворе меряйтесь!

Все с хохотом выкатились во двор. Однако долго веселиться не пришлось.

– Хорош ржать! – резко скомандовал Филимон. – Пора и железом позвенеть, предков да братьев порадовать.

– Это как? – удивился кто-то из плотников.

– А вот так, – отозвался наставник Тит. – Отрадно тем, кто в дружину Перунову ушёл, звон мечей послушать, и предкам отрадно. Если вои мечами меж собой звенят да умением меряются, значит, есть кому кровь и род защищать. Давайте, не стойте – круг поединошный утоптать надо!

Бурей, шепча что-то под нос, запалил факел, а Андрей Немой первым двинулся по кругу посолонь[45], негромко мыча под нос какой-то мотив, а за ним гуськом двинулись и остальные наставники, кроме Филимона и Макара, но и они подхватили за Андреем его протяжную песню. Сучок попытался понять, о чём же поют ратники, но не сумел – слова, вроде бы и похожие на привычные, были ему незнакомы, и веяло от тех слов седой древностью. Немой и наставники, меж тем, крепко топая сапогами в землю, начали сужать круг. Филимон посмотрел на плотницкого старшину и без слов, одним взглядом, распорядился: «Чего встали? Давайте, пристраивайтесь!»

– Пошли давай! – скомандовал Сучок своим, пристроился в хвост процессии, попал в ногу и, как умел, замычал древний, строгий и суровый мотив.

Так они ходили, пока совершенно не утоптали снег в кругу поперечником в две сажени, после чего, следуя за Андреем, поклонились на восход и вышли из круга.

Андрей распоясался, с поклоном передал свой воинский пояс с мечом Титу и начал скидывать полушубок. За полушубком последовали рубахи, верхняя и исподняя. Макар взглянул на Андрея, передал свой меч Филимону и тоже принялся разоблачаться. Сучок и плотники в недоумении смотрели на них.

– Гляди, гляди, – Бурей подкрался к другу совершенно бесшумно.

Сучок от неожиданности подпрыгнул и обернулся. Факела в руках у Бурея уже не было, его заменил бубен. Когда Серафим успел избавиться от факела и разжиться музыкальным инструментом, плотницкий старшина не понял.

– Гляди-гляди, – повторил Бурей. – Сейчас они сойдутся и всё, на что способны, предкам покажут! Тебе тоже в круг выходить – души товарищей порадовать. Только помни – кровь лить нельзя! Ни капли! Не любят предки родной крови! На тризне кто удар сумел сдержать, тому и честь. И за круг не заступай, как заступишь – проиграл!

– Спасибо, Серафим! – Сучок, к своему собственному удивлению, низко поклонился другу, а потом собрал вокруг себя плотников и пересказал им Буреевы наставления.

Обнажённые по пояс поединщики, меж тем, вступили в круг с разных сторон. Рядом с ними, но за пределами круга, стояли те, кто принял их оружие.

– Оружничим[46] любой станет, – просипел на ухо другу Бурей. – Кому оружие своё отдашь, тому и быть. А теперь сам смотри, недосуг мне!

Сучок осмотрелся и с удивлением заметил, что площадку поединка освещают несколько факелов, а держат их не бывшие под Ратным плотники и лесовики. Не успел он подумать, почему это так, как Бурей с силой ударил в бубен. Поединщики обернулись к своим оружничим, а те с поклоном протянули им мечи в ножнах. Рукоятью вперёд. Андрей и Макар обнажили оружие и повернулись друг к другу.

Бурей снова ударил в бубен. Поединщики поклонились. Обозный старшина снова ударил, но теперь он извлекал из натянутого на обруч куска кожи медленно убыстряющийся ритм. Повинуясь звуку, Андрей и Макар сделали по крохотному шажку навстречу друг другу, потом ещё и ещё, и вот уже сталь зазвенела о сталь.

Сучок едва успевал следить за мельканием клинков, однако успевал. Он видел то, что в будущем станут называть рисунком боя, и даже мог прикидывать, что бы он сделал, будь он на месте одного из поединщиков и имея в руках топор.

Вдруг Андрей отбил меч Макара, извернулся и атаковал сам. Макар попробовал уклониться, но не позволила нога, и оружие Андрея остановилось, на волос не доходя до Макарова горла. Бубен смолк. Макар опустил меч и поклонился победителю. Андрей вернул поклон. От обоих бойцов валил пар. Макар поклонился ещё раз и пошёл вон из круга.

Андрей поднял меч над головой.

– Это Андрюха поединщика вызывает, – прохрипел в ухо Сучку Бурей. – Иди, не стой!

Кондратий, как заколдованный, подошел к Филимону и с поклоном протянул ему топор топорищем вперёд. Филимон с ответным поклоном принял оружие.

Морозец пощипывал обнажённую кожу плотницкого старшины. Сучок стоял внутри круга и в ожидании первого удара бубна рассматривал сам себя. В неровном свете факелов свежие, ещё не побелевшие шрамы выглядели довольно пугающе, однако мастеру они навевали другие мысли.

«Ничего, ещё поживём – хлеб пожуём! Покажем, что и мы не пальцем деланные! Слышите, други, есть кому детишек ваших защитить и в люди вывести!»

Резко и звонко ударил бубен. Сучок обернулся к Филимону и нетерпеливо принял из его рук топор. Бубен грохнул во второй раз. Сучок резко поклонился Андрею и, выпрямляясь, как будто в первый раз, увидел огромный Андреев меч.

«Экая у него оглобля! Но ничего, мы ещё поглядим! Мелкая блоха злее кусает!»

Бубен грохнул в третий раз и зачастил, зачастил. Ноги Сучка, опережая волю хозяина, понесли его навстречу противнику.

«Эка! Как на пляс, ети его долотом!»

Больше Кондратий не успел ничего подумать. Он скорее почувствовал, чем заметил меч, отскочил, повернулся, атаковал сам. Железо звякнуло о железо, топор чуть не вырвало из руки, а самого Сучка едва не развернуло – ровно как в той байке «да, я сильный, очень сильный, но лёгкий»…