Мороз склонил голову набок, сцепил морщинистые руки за сгорбленной спиной. Краем глаза Руслана видела, как на нее в немом изумлении уставились Войко и Сияна. Знали, что попросит Мороз взамен на жизнь Зорана.

Однако и Руслана давно догадалась, чем придется платить.

Она дернула плечом, потерлась о него щекой. Показалось, что там снова чернела зола от украшений, но то был лишь призрак прошлого.

– Даже будь я на пике своих сил, мне неподвластно вернуть к жизни твоего суженого. Он уже шагнул за грань, откуда вывести его сможет лишь тот, за кем юноша сам будет готов идти. Но смертным дорога в царство мертвых закрыта.

– Я знаю, что ты слаб и ищешь замену. Ею должна стать только Сияна? Или любой человек может стать духом зимы? – смело спросила Руслана.

Войко и Сияна подлетели к ней. Начали что-то шептать, отговаривая: «Не надо. Одумайся!» – но Руслана только махнула рукой, прося умолкнуть.

Мороз усмехнулся в белоснежную бороду:

– Сложно найти того, в ком сочетается добрая душа и жертвенность. Последнего не хватает многим достойным, – Мороз с укоризной посмотрел на Сияну, но та этого даже не заметила. – Но ты, Охотница, подходишь. В тебе есть готовность и достаточно силы, а сердце твое – чистое и светлое. Только такое может жить веками.

– Если я займу твое место и стану… духом, то смогу спасти Зорана?

– Только если он захочет спасенным быть. Но человеком ему уже никогда не стать, даже наполо– вину.

«Как и мне», – мысль ножом вонзилась в сердце.

Вот она, та смерть, о которой предупреждала Мирина. Не вернуться Руслане в родной дом, больше не взглянуть в глаза родителей, не ходить на охоту в лес.

Она больше никогда не увидит весны.

– Я согласна. Что нужно делать?

И как бы ни отговаривали ее Войко и Сияна, как бы ни лили слезы, Руслана знала, что ее решение – освобождение для них. Наконец-то их муки в ледяном дворце окончатся. Возлюбленные вернутся домой, тогда как дом Русланы отныне здесь – на колдовском острове из снега, скрытом от чужих глаз.

Мороз призвал вихрей – мелких духов, похожих на кошек, ходящих на задних лапах. Тощие, востроголовые и слепленные точно из снега, они без труда подняли тело Зорана и понесли его вслед за прихрамывающим господином. Рядом с ними шествовала и Руслана.

Зубы стучали от холода и страха перед неизвестностью, но воля оставалась тверда.

– Мы будем ждать тебя здесь, – крикнула напоследок Сияна.

– Возвращайся, Руслана! – приложил руки ко рту Войко и помахал уходящей охотнице рукой.

Никто из них не побежал за ней следом. Не попытался остановить или вызваться вместо Русланы.

«Все верно, – подумала она, – у меня был повод принять на себя эту ношу. Облегчения в них сейчас больше, чем тоски или страха».

Она нашла в себе силы и выдавила слабую улыбку, как бы говоря: «Все будет хорошо. Это мой выбор». А затем одни ледяные двери захлопнулись, отсекая от прошлого зала, а другие открылись.

Этот проход вел на улицу, во внутренний двор. Точно дно колодца, зимнюю поляну окружали ледяные стены, а прямо в центре серебрилось крошечное озеро, у которого белели наряженные инеем и снегом ивы. Несмотря на лютый холод, на поверхности водоема не было ни намека на корку льда.

– Проведешь в этом озере ночь, и наутро проснешься духом.

– Так просто?

Мороз рассмеялся, и воздух стал холоднее прежнего. Каждое его движение зачаровывало. Нет, просто совсем не будет, поняла Руслана.

– А что станет с тобой, когда займу твое место?

– Ничто не вечно, девочка. Даже самые яркие звезды однажды гаснут. Настало и мое время раствориться во времени.

– Это больно?

– Нисколько. Однажды сама узнаешь.

Руслана последний раз посмотрела в бесконечно синие глаза Мороза и содрогнулась. С виду вроде человек, но во взгляде – накопленная столетиями мудрость и почти ни толики чувств. Их выжгло время, которому Мороз уже потерял счет.

Вихри, попискивая, как волчата, убежали во дворец. Собирался уйти и Мороз. Уж больно долго Руслана стояла на берегу и в молчаливой задумчивости смотрела на воду.

– Погоди, – позвала она, не оборачиваясь. – Расскажи, как спасти Зорана?

Голос Мороза хрустел, как вековой лед, как снег на вершинах гор.

– Чтобы родился дух, должен умереть человек. Когда это случится с тобой, окажешься у Мирового древа. На его ветвях – души умерших и неродившихся, но тебе среди них места нет. Ты должна будешь уйти, но прежде, чем сделаешь это, можешь найти своего суженого среди других душ. Позови его с собой, и, если он захочет, вы переродитесь вместе.

Мороз ушел, прикрыв за собой тяжелые двери. Двор накрыла тишина, в которой Руслана как никогда громко слышала стук своего сердца. Скоро оно умолкнет навсегда.

Но она помнила, как однажды решила – не только Зоран будет защищать ее, но и она станет заботиться о нем.

Она обняла его хладное тело, ближе подтащила к кромке воды. Почему-то казалось, что, если Зоран хотя бы так будет рядом, у нее, у них, все получится.

Озеро с плеском впустило в себя охотницу и ее стража. Еще никогда Руслана не ощущала столь сильного холода. Зубы стучали так, что было почти больно. Озноб бил тело, и сердце замирало от стужи, что вгрызалась в кости.

Охотница, сидя в воде, обняла Зорана, и его тело безвольно завалилось набок. Это так остро напомнило, что Зорана больше нет, он умер, что Руслана не смогла сдержать новых слез. Плакала она и по дому, в который больше не вернется. Плакала о свободе, которую меняла на силу.

Крупно дрожа от убийственного холода и смертоносной тоски, скоро она уснула так же крепко, как и Зоран, что беспробудно спал рядом с ней.

* * *

Сначала было пение, расколовшее кокон тьмы. Женские голоса сливались в нежную мелодию, которая навевала светлую тоску. Слова, звучавшие на древнем языке, разобрать не получалось, но смысл читался в музыке.

Ничто не вечно. Все конечно. И как бы ни была тяжела и жестока жизнь, за ее гранью ждет только покой.

Запах сырой древесины впитался в легкие, а пение въелось в разум. Руслана так долго не могла открыть глаза, что, когда наконец сделала это, ощущала себя в междумирье спокойно и легко.

Великий дуб подпирал небо. Ветви его терялись в облаках, и среди них тут и там порхали волшебные птицы с человеческими головами. Они носили бусы и кокошники, в волосы их были