Пришелец вел себя в точности как ее муж, и от этого Агате делалось все тревожнее. От духоты ее начало мутить.

–Я никогда не говорю им, что в глубине души не верю в ведьм! Несмотря на все папские буллы[47], мой разум не способен принять, что Создатель мог сотворить нечто столь уродливое, как колдовство. И что же я вижу, возвращаясь домой раньше времени?

–Я разве уродливая?– Агата не собиралась этого говорить. Слова вырвались из ее рта случайно. Демон или нет, но он задел ее. Он посмотрел прямо ей в глаза и шагнул навстречу, ступил сквозь бумажную преграду так, точно ее не существовало, обнял теплыми руками, прижался лбом к ее лбу.

Демон не сумел бы преодолеть круги, пока их целостность не нарушена. Значит, это настоящий Рудольф! Агату затопило огромное облегчение. Пусть ее попытка провалилась, пусть супруг стал свидетелем ее колдовства, она все равно была счастлива в его присутствии. Вцепилась пальцами в спину, сминая рубашку. Сердце колотилось как бешеное.

–Зачем тебе все это?

Он ждал ответа. Агата прокрутила в голове тысячу вариантов лжи, но остановилась на правде:

–Я пыталась вызвать демона, чтобы с его помощью вызволить всех, кого ты хочешь спасти.

Она уткнулась головой в его грудь, чтобы не смотреть в лицо. Рудольф долго молчал. Свечи плавились и стекали мутными слезами на деревянный пол.

–У тебя были благие намерения.– От этих слов по ее телу побежали мурашки.– Но ты выбрала отвратительное средство. Ты раньше уже делала это?

Агата помотала головой. Раз уж на то пошло, она действительно прежде никогда не вызывала Мефистофеля в Эльвангене.

–Кто тебя этому научил?

Она вздохнула и отодвинулась. Хотела заплакать, но не вышло. Рудольф выглядел, скорее, напуганным, чем рассерженным. Между его бровями снова пролегла глубокая морщина.

Ответ на этот вопрос у Агаты был, но он не предназначался для ушей Рудольфа. Ее учили демон Ауэрхан и его господин Кристоф Вагнер, учил покойный доктор Иоганн Фауст, лучший из когда-либо живших людей – по словам Вагнера, конечно, но горе тому, кто стал бы с этим спорить! Разумеется, Фауст не являлся к ней сам, но говорил с ней через свои записи и дневники. Однако выложи она все это – и у нее не станет мужа.

Рудольф все понял. Он отошел и опустился в кресло у окна. Лицо его скрылось в тени.

–Это какая-то злая насмешка,– произнес он.– Моя первая жена никогда не пропускала мессу, а самым большим ее грехом была любовь к цветным лентам и танцам. Но ее сожгли как ведьму. Зато моя вторая жена, как выяснилось, и вправду умеет колдовать. Остается только радоваться, что хоть тебя не сожгли! Я мог бы спросить, насылала ли ты чуму на город, уничтожала ли посевы градом и целовала ли Сатану в волосатый зад, но я знаю, что ты этого не делала. Осталось только узнать, за какую цену ты продала свою душу.

–Это простой вопрос,– тихо ответил Агата.– На этот счет можешь не волноваться: моя душа при мне.

Ответ его заметно приободрил. Рудольф оживился. Знал бы он, как дешево нынче стоят человеческие души…

Он наклонился вперед, уперев локти в колени:

–Тогда вот вопрос посложнее. Ты понимаешь, что случится, если об этом прознает Киблер? Никакие демоны не спасут тебя от этого ублюдка.

«Могут спасти,– подумала Агата,– но не захотят».

–Я хочу заключить с тобой договор.– Рудольф говорил очень серьезно, и хотя Агата не могла видеть его глаз, но точно знала, что он смотрит на нее.– Хочу взять с тебя слово, что ты никогда больше не будешь колдовать. Что бы ни случилось, какие бы соблазны тебя ни одолевали, поклянись этого не делать. Это важно для меня, Агата.

Всем нужны клятвы… Кто бы ни встречался на ее пути, все хотели завладеть ею.

Но ведь для Рудольфа это и вправду было важно. Он верил в Бога истово, яростно и так же искренне боялся, что колдовство приведет Агату в ад. Кристоф Вагнер любил говорить, что они все уже горят в аду, просто еще не успели хорошенько пропечься. Но Ауэрхан не разделял его веселья. Однажды Агата спросила его, чем же по-настоящему страшен ад. «Тем, что ты никогда не встретишься с людьми, которых любила»,– ответил демон.

Что, если после смерти они с Рудольфом не найдут друг друга?

–Клянусь,– сказала она.– Обещаю, что никогда больше не стану колдовать.

Свечи дрогнули и потухли, погружая комнату во тьму.

Ганс Грубер помогал доктору чем мог, но выглядел уставшим и растерянным. По его словам, он не думал, что в Эльвангене будет столько работы.

Одни заключенные, которых Рудольф и Агата два раза в неделю осматривали в тюрьме Ягстторге, пребывали в оцепенении. Измученные отсутствием сна, пытками и ужасом близящейся смерти, они уходили в свой мир и старались не возвращаться оттуда. С их телами можно было делать что угодно – казалось, этим женщинам они больше не принадлежат. Другие же, пробывшие в заточении не так долго, еще не утратили способности бояться и надеяться. Они цеплялись за руки Рудольфа и умоляли вытащить их или хотя бы передать весточку семье. Агата разглядывала этих женщин с обритыми головами и изо всех сил старалась не представлять себя на их месте. Так проходили каждые среда и пятница, а в промежутках они лечили пациентов больницы.

Еще дважды Рудольф с Рихтером пытались вывезти из города тех, кому грозил арест, но ни разу не преуспели. Мор пошел на убыль, телеги с мертвецами перестали быть обыденным зрелищем, зато стражников у городских ворот стало вдвое больше. Рудольф с ума сходил от бессилия. Его молитвы не помогали. Его злость – тоже. Комиссары депутации ведьм метили в тех, у кого было что отобрать, будь то деньги или земли. Каждая казнь означала для них прибыль и повышение по службе. А обвиняемые под пытками называли все новые и новые имена, и охота на ведьм продолжалась.

Агата чувствовала, что со дня на день кто-нибудь назовет ее имя или имя ее мужа. Нужно было успеть покинуть город раньше.

–Мы – отличная мишень,– говорила она Рудольфу, заплетая на ночь волосы.– У тебя есть земли и дом в Штутгарте. Одну твою жену уже сожгли, а вторая – странная чужачка. Мы поженились, даже не уведомив городские власти. Что, если я тебя приворожила?

Рудольф знал, что это не так. С той самой ночи, когда Агата поклялась больше не колдовать и позволила ему уничтожить гримуар со всеми магическими предметами, он ни разу не упрекнул ее в содеянном, не усомнился в ее честности. Но оба чувствовали, что депутация ведьм уже дышит им в затылок.

Он лег рядом с женой, прижался к ее спине и перекинул руку через живот. Агата рассеянно провела пальцами по волоскам у него на предплечье. Он прижался губами к ее макушке.