История последующих пятидесяти лет – самый лучший комментарий к утопической программе, представленной в этом оптимистичном документе, который был передан странам, подписавшим Парижский договор. В 9-й статье этого договора отмечалось, что эта программа «имеет огромное значение», хотя она не позволяла этим странам, по отдельности или вместе, вмешиваться во внутренние дела Турции. Иными словами, эта хартия расценивалась как «спонтанное желание султана» управлять своей империей по европейскому образцу, но без европейского контроля.

Ни один человек, хорошо знающий турок или какую-нибудь другую нацию, многие века считавшую себя правящим народом, превосходящим все другие, не мог ожидать, что эти реформы будут спокойно восприняты мусульманами. И реакция наступила: через два с небольшим года взрыв фанатизма – повторившегося в том же самом месте в 1895 году – привел к убийству британского и французского консулов в Джидсе. В дело вмешались два бывших союзника султана, и город подвергся обстрелу британского корабля. Вскоре после этого внимание Европы привлекли ужасные события в Ливане, которые вынудили Францию отправить в Сирию свою экспедицию. А через короткое время против своих угнетателей восстал остров Крит.

В 1845 году в Ливане воцарился мир, но он сохранялся только до тех пор, пока был жив эмир Хайдар, правивший маронитским сектором этой страны. После его смерти в 1854 году Порта назначила его преемником эмира Башар-Ахмеда Беллама. Британское и французское правительства жестоко разругались по этому поводу; не понравилось назначение и вождям других областей Ливана. На территории маронитов в ту пору происходила социальная революция, ибо их жены, в отличие от почвы, отличались завидным плодородием. Естественным следствием этой диспропорции между христианским населением и площадью земель, доступной для использования, стала эмиграция молодых маронитов. Чтобы остановить этот процесс, нужно было принять такой земельный закон, который покончил бы с феодальной системой землепользования, господствовавшей в Ливане, или хотя бы ее модифицировал.

Крестьяне, недовольные своим положением, нашли лидеров среди младших сыновей дворян, которые из-за закона о первородстве, согласно которому вся собственность доставалась старшему сыну, должны были пробивать себе путь сами, и создали партнерства, как это называлось в Древних Афинах. Священники из простого народа под руководством епископа Бейрута присоединились к этому популярному движению, а новый губернатор решил воспользоваться социалистическими настроениями крестьян и избавиться от своих соперников.

В Ливане вспыхнуло восстание земледельцев; было создано крестьянское сообщество, вождем которого стал гигант-кузнец. С самого начала в движении участвовали одни марониты, ибо друзское дворянство с самого начала решило поддержать маронитскую аристократию против крестьян, ибо земледельцы – не важно, марониты или друзы – считали дворян своими врагами.

Однако феодализм у друзов был более основательным, чем у христиан; турецкие власти, обрадовавшись возможности отменить автономию друзов, сумели натравить их, крестьян и вождей, на маронитов, ибо считали, что марониты представляют для них опасность. Фанатизм одних столкнулся с фанатизмом других; французская дипломатия, естественно, обвиняла во всем друзов, а британская – католиков-маронитов. Но недавнее, более тщательное изучение этого вопроса говорит о том, что горючий материал, накопленный за годы национальной, религиозной и классовой вражды в Ливане, подбрасывали в огонь не маронитские священники, а турецкие власти.

27 апреля 1860 года друзы устроили резню маронитов; через месяц запылали 32 деревни Ливана. Места, известные всем христианам по Библии, Сидон и «Баал-гад», расположенные в долине Ливана под горой Хермон, превратились в развалины, где были убиты беззащитные беженцы. В Дейр-эль-Камаре, горном «монастыре Луны», половина древнего дворца была завалена трупами маронитов, которых друзы убивали на глазах у турецких солдат. Даже паша Бейрута выразил свое сожаление, узнав об этих ужасах; и благодаря его влиянию 6 июля друзы и марониты подписали мирный договор.

Но «сирийские кошмары» на этом не закончились. Три дня спустя мусульмане Дамаска, в который бежали многие марониты, напали на христианский квартал; резня продолжалась десять дней; британский консул сообщил, что в ней погибло 5500 христиан.

Жертв могло бы быть гораздо больше, если бы не благородное поведение Абд эль-Кадера, скандербега Алжира, жившего в ту пору в Дамаске. Храбрый защитник Северной Африки от французов попытался прекратить резню, а когда увидел, что это ему не удастся, то сделал все, чтобы уменьшить ее размах, даже рискуя своей жизнью. Его сподвижники увели сотни людей, над которыми висела угроза гибели, в Бейрут, под защиту иностранных консульств. Туда же, как только до него дошли слухи о резне, Тувенель, французский министр иностранных дел, решил послать экспедицию. Подобная политика носила, со всех точек зрения, чисто оборонительный характер, ибо Франция объявила себя защитницей маронитов, и ее император надеялся возродить в Сирии те клерикальные симпатии, которые он потерял в прошлом году в Италии.

Рассел, однако, опасаясь создания в Сирии французского княжества или протектората, решил, что предполагаемая интервенция должна регулироваться особой конвенцией, которую Россия, недовольная медленным проведением реформ, обещанных султаном, хотела посвятить вопросу общих условий жизни христиан в Турции – не только в Ливане, но и на Балканах. Однако российское предложение было отклонено; отказались также и от предложения Греции послать в Ливан полк эвзонов и два военных корабля. 3 августа страны, подписавшие Парижский договор, за исключением Сардинского королевства, приняли, опять же в Париже, протокол, который месяц спустя был преобразован в конвенцию.

Корпус, насчитывавший не более 12 тысяч европейских солдат, из которых 6 тысяч были сразу же выделены Наполеоном III, должен был «помочь восстановить спокойствие», но эти войска должны были находиться в Ливане не более шести месяцев.

Такое «активное сотрудничество» держав с султаном предусматривалось 9-й статьей Парижского договора при условии, что они не будут вмешиваться во внутренние дела империи.

Впрочем, еще до того, как французская экспедиция под командованием генерала Бофора д’Отпуля, имевшего опыт войны в Сирии, туда прибыла, Фуад-паша, турецкий министр иностранных дел, которого султан, узнав о резне, отправил в Сирию в качестве своего экстраординарного комиссионера, устроил в Дамаске показательные казни. По его приказу было расстреляно 111 солдат, повешено 57 гражданских лиц, тайно убит паша, а Абд эль-Кадер получил награду.

Когда же французы принялись очищать Ливан, то друзам, с молчаливого согласия Фуада или из-за глупости его агентов, удалось бежать; так что французская экспедиция превратилась в «благотворительную прогулку». Тувенель пытался добиться ее продления, но это ему не удалось. Против нее высказался Рассел, опасаясь, что Наполеон III вторгнется в Сирию и Египет; в конце концов было решено, что к 5 июня войска должны покинуть Сирию.

Девятимесячная оккупация Сирии французскими войсками, кроме возросшей популярности песенки Partant pour la Syrie, ничего не дала. Сочувствие Европы снова обратилось на турок; в комиссии, которая заседала в Бейруте, защита лорда Дафферина помогла смягчить наказание друзам: 245 человек отправились в ссылку в Триполи в Африке, а другие – в замки Белграда и Видина. Паша Бейрута избежал смерти, будучи перевезенным в Константинополь; османские власти стали возмещать убытки, впрочем весьма нерегулярно, христианам Дамаска и Ливана; это дополнялось французскими пожертвованиями.