вооружение так же, как и контроль приходских арсеналов. Несмотря на то что эти акты – веха в военной организации Англии, они, однако, были результатом не перспективного планирования Тайного совета, а опыта аристократии и джентри во время рекрутских наборов 1557–1558 годов. К тому же обе меры столкнулись с некоторым сопротивлением: первому акту потребовалось пять слушаний в палате лордов, а второй вызвал опасения в палате общин по поводу затрат для отдельных людей и местных сообществ[569].

В один ряд с переходом от квазифеодальных к государственным методам комплектования армии стало решение Марии разделить страну на десять лейтенантств. Изначально временные посты предназначались для подчинения приходских рекрутов единому начальству, после восстаний 1549 года лейтенантствам расширили задачи. Лейтенанты Нортумберленда выполняли и полицейские, и военные функции, он также намеревался сделать их должности постоянными. Мария, однако, производила назначения нерегулярно, а в 1558 году, когда угроза французского вторжения уменьшилась, упразднила большинство лейтенантств. Это было первым этапом в долгом процессе развития этого института. В военные годы при Елизавете эти должности использовались, чтобы согласовать потребности войны с аристократическими традициями. В 1585 году страну поделили на постоянные округа под руководством лорд-лейтенантов, которые имели заместителей, помогающих им в наборе государственной милиционной армии. Потом им добавили гражданские обязанности – например, заведование запасами продовольствия во время войны или голода и сбор вынужденных займов. Таким образом, создавалась иерархия управления: лорд-лейтенант обычно был старшим аристократом данной местности или тайным советником графства, а его заместители – второстепенными пэрами или ведущими джентри[570].

При поддержке Филиппа Мария также обновила состав военно-морских сил. Из 50 кораблей Генриха VIII все, кроме одного, уцелели в кампаниях Сомерсета, но 21 из них имел повреждения. Соответственно, 14 судов списали, остальные отремонтировали и построили шесть новых кораблей. В начале войны с Францией полностью был готов 21 военный парусный корабль, остальные находились в завершающей стадии строительства или ремонта. К тому же предоставлялись ежегодные ассигнования мирного времени на £14 000: военно-морские финансы контролировал верховный лорд-казначей Винчестер, полагавшийся на Бенджамина Гонсона в роли флотского казначея. В результате к 1557 году военно-морской флот был организован и управляем лучше, чем раньше[571].

Требует рассмотрения еще один внутренний вопрос. При Нортумберленде, как и при Марии, юристы общего права добивались ограничения слушаний дел о правах на владение землей исключительно судами общего права. Их позиция заслуживает большего внимания, поскольку она характеризует консерватизм, господствовавший в 1550-х годах. Выступая на заседании Тайного совета в октябре 1551 года, Винчестер согласился, что иски «в ущерб общему праву» не следует больше принимать в Суд Звездной палаты, Суд лорд-канцлера и Суд по ходатайствам[572]. На самом деле потребовалось десятилетие, чтобы осуществить эту перемену на практике. Поначалу юристы руководствовались профессиональным эгоизмом: при Уолси клиенты в таких количествах перетекали из старых судов в суды лорд-канцлера и Суд Звездной палаты, что Суд королевской скамьи отбивался, разрабатывая процедуры по образцу Суда лорд-канцлера, которые позволяли истцам начинать свои тяжбы без судебных приказов и с самого начала налагать арест на ответчиков. Однако при Марии кампания приняла почти идеологический оттенок, когда лорд-канцлеры с духовным саном (Гардинер, 1553–1555; архиепископ Хит, 1556–1558) имели возможность рассматривать дела о правах на владение землями (бывшими церковными землями?) по правилам, а не по статьям общего права. Хотя причинная связь предположительна, такой подход вполне соответствует требованию Винчестера управлять казначейством согласно «старому курсу». Он бы обязал казначейство везде применять бухгалтерские методы общего права, а не методы, бывшие результатом йоркистско-тюдоровского эксперимента по «доходам от землевладения», которые оспаривали юристы в 1509 году.

Последние месяцы правления Марии были напряженными. Острый дефицит продуктов в 1555–1557 годах стал причиной недоедания и даже голода. Сопротивляемость к болезням понизилась, и уровень смертности взлетел во время эпидемий гриппа 1556–1560 годов. Численность населения упала примерно на 200 000 человек. Протестанты посчитали эти события карой Божьей существующему режиму, а католики – наказанием за «мятежный ропот против наших королевских властителей, поставленных Богом». Повсюду ходили слухи о подстрекательстве и назревающем бунте: говорили о предполагаемых покушениях, заявляли, что Эдуард VI выжил, рассказывали о каком-то восстании в Кембридже и еще об одном в местечке Яксли графства Саффолк, шептались даже о заговоре по подмене наследника. Элис Первик из Лондона осудили за слова: «Ее королевское величество не беременна, другая леди носит ребенка, и, когда ее ребенок родится, его назовут ребенком королевы». Имперский посол сравнил «оппозицию» с Гидрой, у которой постоянно отрастают новые головы. Филипп советовался с астрологами, ему сказали, что в Англии ожидается крупный мятеж. К тому же пугал заговор, планировавшийся сэром Генри Дадли (март 1556 года) в пользу Елизаветы: в заговоре участвовали ключевые чиновники, например капитан Ярмутского замка, а также несколько протестантских джентри, кроме того, попытка заговорщиков найти средства, ограбив казначейство, почти удалась[573].

Решающее значение, однако, имела внешняя политика. Хотя дипломаты Габсбургов и Валуа, заключившие Восельское перемирие (6 февраля 1556 года), отвергнув посредничество англичан, получили передышку, военный конфликт возобновился, когда Альба захватил папские области. Филипп по этой причине в марте 1557 года вернулся в Англию, чтобы добиться от Марии объявления войны. В действительности значимость помощи Англии перевешивала ценность ее боеспособности, частично потому, что честь Филиппа оказалась под угрозой, а частью поскольку Испания была банкротом: доходы были растрачены на три года вперед, а займы стоили 54 %. Однако самый последовательный сторонник Филиппа, Гардинер, умер в ноябре 1555 года. За исключением Пэджета и, по всей видимости, Арундела и Пембрука, члены Тайного совета воздержались от вступления в войну, которое стало оправданным только в конце апреля 1557 года, когда протестантский изгнанник Томас Стаффорд «вторгся» в Англию с двумя кораблями и от силы сотней людей. Он высадился в Скарборо, взял замок и объявил себя «протектором королевства». Хотя 28 апреля его разбил граф Уэстморленд, Стаффорда предположительно поддерживал Генрих II Французский. Соответственно, когда Мария переговорила со своими тайными советниками по отдельности, 7 июня война была объявлена. Но главный аргумент в пользу этого решения – что угроза внешнего врага может объединить расколотую правящую элиту – оказался блефом. Действительно, некоторые видные изгнанники и противники режима командовали английскими войсками, среди них три выживших сына Нортумберленда – Гарри (убит при Сен-Квентине), Эмброуз и Роберт (впоследствии граф Лестер). Однако в итоге война принесла Марии лишь унижение[574].

А начиналось все неплохо. Филипп погрузился на корабли 5 июля, взяв с собой 7221 солдата под командованием графа Пембрука. Англичане воевали на четырех направлениях: военно-морской флот вытеснял французские суда из Ла-Манша, защищая линии снабжения Филиппа из Нидерландов; войска Пембрука играли второстепенную роль в осаде Сен-Квентина; шотландское вторжение в Англию предполагалось, но провалилось благодаря находящимся в Шотландии войскам; 1600 солдат поставили в трех английских опорных пунктах в районе Кале зимой 1557/58 года. В первый день нового, 1558 года 27 000 французов