Снова ставший кандидатом на папский престол Поул не имел поддержки Филиппа и уступил на два голоса. Когда европейская дипломатия после этих событий повернулась в направлении Франции, Филипп уехал из Англии в Брюссель (29 августа). Там он решил отказаться от притязаний на трон Священной Римской империи, а Карл V признал свой провал в Германии, заключив Аугсбургский религиозный мир. Затем в течение шести месяцев, начиная с октября, Карл отрекся от верховной власти над Испанией, Нидерландами и своими землями в Новом Свете и Италии в пользу своего сына. Хотя Мария изо дня в день ждала возвращения мужа, Англия была дальней клеткой на шахматной доске Филиппа. Более того, после захвата герцогом Альбой папских государств в сентябре 1556 года у Павла IV возникли собственные проблемы, поэтому он отозвал легатские полномочия Поула (9 апреля 1557 года). Да, Поул оставался архиепископом Кентерберийским, но потеря легатской власти стала катастрофой: его власть в стране ослабела, и его Лондонский синод не смог провести необходимой второй сессии, на которой предполагалось представить собранную за два предыдущих года информацию и согласованные планы на семинарии в кафедральных соборах для обучения будущих священников, на католический перевод Библии и на молитвенник на английском языке, чтобы противостоять обвинениям в том, что католицизм времен Марии «иностранный»[559].

И наконец, в папскую инквизицию сообщили, что Поула подозревают в лютеранстве, и его официально отозвали в Рим. Однако когда папский нунций в июле 1557 года прибыл в Кале с документами о назначении на место Поула восьмидесятилетнего Пето, Мария отказала ему во въезде в английское королевство. Даже допуская, что в случае виновности Поула она его приговорит, королева потребовала, чтобы его как англичанина судили в Англии. Это требование внесло разлад в англо-папские отношения, которые продолжались дольше разногласий Филиппа с Павлом IV. Таким образом, Мария и папство оказались в ссоре! Папа отказывался подписывать документы, касающиеся Англии. К январю 1559 года у Елизаветы образовалось девять епархий, в которых либо вовсе не было епископов, либо их место занимали неосвященные номинанты. В это число входила и Кентерберийская епархия, поскольку Поул умер в течение нескольких часов после Марии (17 ноября 1558 года)[560].

В управлении страной достижения Марии тоже были сомнительны. Продолжилась начатая Нортумберлендом политика сокращения расходов: унаследованный долг £185 000 разросся до £300 000 вследствие вовлечения в войну с Францией, но этот прирост был умеренным. Коронные земли (включая ирландские владения) с доходом £5000 в год продали в 1554 году; £8000 выручили от продаж в 1557–1558 годах; а неслыханная щедрость Марии к церкви извлекала £29 000 из ее ежегодного дохода. Кроме того, ее решение отказаться от невыплаченной доли субсидии, выделенной последним парламентом Эдуарда VI, стоило £50 000. Хотя объявления вне закона принесли казне земель на £20 000 в год и по меньшей мере £18 000 наличными деньгами и столовым серебром, Мария вернула семьям Говард, Кортни, Невилл и Перси земли на £9835 дохода в год; дополнительные пожертвования и ренты стоили £14 750 ежегодно. Например, Поул получил личное имение в пожизненное пользование с годовым доходом £1252. Расходы двора сначала резко возросли, но потом их урезали; стандартные поступления в казну перерасходовались в 1553–1554 годах, но в 1554–1555 и 1556–1557 годах оставались с небольшим плюсом; расходы на оборону сократили и провели оценку стоимости фортификаций. Тем не менее правительство не могло далее работать эффективно без новых источников дохода или периодического обращения к налогообложению, чтобы оплачивать расходы на обычное управление[561].

Налоги в 1555 и 1558 годах дали £349 000. Кроме того, две пятнадцатых доли и две десятины, предоставленные в марте 1553-го, от которых не отказалась Мария, добавили £59 000. Попытки правительства варьировать налоговые ставки и обеспечить реалистичную оценку благосостояния налогоплательщиков не встретили понимания. Вынужденные займы в 1556 и 1557 годах тоже оказались непопулярны, однако они составили £42 100 и £109 269 соответственно. Акт по дотации 1555 года стал еще одним шагом к регулярному налогообложению мирного времени. Тогда как в актах 1540, 1543 и 1553 годов утверждалось, что оборона – неотъемлемая часть королевского управления, акт 1555 года впервые восславил «большие и разные выгоды» тюдоровского правления, затем признал «великие обязанности, которые взяла на себя Имперская корона Англии» и «значительные недопустимые расходы, которыми во многих отношениях обременена Ее Величество». Это означало признание благотворного правления и потребности в целом, поскольку оборона не упоминалась. По сути, палата общин изменила позицию в важный момент, неуместный для удовлетворения королевских потребностей при помощи налогов, поскольку «обычный» доход можно было увеличить обычными средствами. С тяжелым сердцем налогоплательщики увидели, что налоги становятся первым, а не последним средством. Следуя принципам, установленным с 1485 года, Мария использовала налоговые поступления для оплаты текущих затрат обычного правления и выплаты долгов короны, кроме расходов на военно-морской флот, артиллерию и укрепления. Даже часть военного налога 1558 года пошла на поддержание постоянных служб королевского двора[562].

Чтобы увеличить «обычный» доход, взялись за королевских должников, пересчитали стоимость коронных земель, расследовали сокрытие земель и установили более строгий контроль над политикой сдачи земель в аренду. Для стабилизации цен поддержали начатое Нортумберлендом улучшение монетной системы непрерывной чеканкой хорошей монеты. Тем не менее Мария не удержалась от порчи монеты, превратив £54 900 английской денежной массы в металлические деньги для использования в Ирландии – прибыль правительства составила £58 000. Поскольку порча денег была серьезной проблемой (притом что монетный двор выпускал монету высокого качества, искушение переплавить ее под выпуски времен Генриха и Эдуарда, которые еще находились в обращении, было непреодолимым), общую перечеканку сначала планировали произвести в 1556 году, но отложили до 1560–1561 годов. Однако таможенные пошлины пересмотрели. Так как реестр ставок не менялся с 1507 года, денежные поступления снизились в реальном выражении. Соответственно, 28 мая 1558 года ввели новый реестр, в котором подняли ставки в среднем на 100 % и внесли новую пошлину на экспорт сукна. Несколькими неделями ранее Тайный совет установил пошлины на импорт французских вин и «бакалею», а также на экспорт пива. Таможенные денежные поступления выросли с £25 900 в 1550–1551 и £29 315 в 1556–1557 до £82 797 в 1558–1559 годах. Выгода, таким образом, досталась Елизавете[563].

Финансовая администрация продолжила корпоративный подход, принятый после ухода Кромвеля. В этом отношении полезно сравнение с Францией. На собрании знати в Руане (1596–1597) Помпонн де Бельевр предложил создать conseil de bon ordre, чтобы управлять 16 миллионами ливров независимо от короны. Он планировал разрушить систему патроната, стараясь сбалансировать бюджет. Затем парижский парламент высказал мысль, что «Совету двенадцати» следует управлять финансовыми подразделениями по отдельности. Как и в проектах середины правления Тюдоров, эти планы разрабатывались с целью добиться более эффективного администрирования. Тем не менее маркиз Винчестер как верховный лорд-казначей (1550–1572) был настроен консервативно. Когда он руководил заключительной реорганизацией финансовой системы, в ходе которой палаты приобретений и выплат при вступлении в должность объединялись с казначейством, в документах призывали не только к сокращению расходов, но и к возвращению к «старому курсу» – процедурам, введенным в XII веке и изложенным в Черной книге казначейства! Согласно этим процедурам, всю собственность короны следовало учитывать шерифам, а в Уэльсе – казначею; от передовых методов