настроения, которые пропаганда Генриха VIII сделала частью английской культуры, а также на устремления молодежи. Хотя примирение с Римом было завершено, условия диктовали светские интересы правящей элиты. Затем ссора Филиппа II с папой подорвала положение Поула. Когда его легатские полномочия отменили и власть Поула повисла в воздухе, полная «реставрация» католицизма стала невозможной. Затем вовлечение Марии в войну с Францией, потеря Кале и демографическая катастрофа составили представления о ее правлении как «горе-злосчастье» английского народа, что скорее помогало протестантской, а не католической стороне. И наконец, королева не отличалась крепким здоровьем. Она страдала от тревожности, депрессии и невралгии; ее ложные беременности, над которыми глумились в Европе, можно объяснить симптомами тяжелого физического и эмоционального стресса от сложных политических решений[545].

При дворе Мария явилась первым представителем династии Тюдоров, которая окружила себя ярыми приверженцами в ущерб опытным советникам. Правителю-женщине требовались сопровождающие лица женского пола, но Мария и в личные покои назначила уже служивших ей людей. Все шесть камеристок и тринадцать фрейлин входили в ее прежний круг, то был верный путь к изолированности, если не противоречиям. Лишь в одном отношении фракционность уменьшилась – несмотря на изготовление «сухой печати», Мария, похоже, не пользовалась ею и подписывала все государственные документы собственноручно до последнего дня своей жизни.

Тем не менее все наперсники Марии подталкивали ее к испанскому браку, за исключением маркизы Эксетер, матери Эдварда Кортни, конкурента Филиппа в борьбе за руку королевы – эту даму лишили апартаментов при дворе. Придворные-мужчины тоже были приверженцами Марии, всех основных служащих Эдуарда VI, кроме сэра Томаса Чейни, сняли с должностей. Граф Арундел стал лордом – управляющим королевским двором, граф Оксфорд занял пост верховного распорядителя, Роберта Рочестера назначили инспектором двора, а Эдварда Уолдгрейва – хранителем гардероба, сэр Генри Джернингем заменил Гейтса на посту помощника управляющего королевского двора и капитана королевской гвардии. В сущности, все придворные посты монополизировали члены Кеннингхоллской группировки Марии и те, кто присоединился к ней en route (по пути) во Фрамлингем и Лондон. Кеннингхоллские приверженцы составили ее первый Тайный совет, который был фактически «военным советом». Кеннингхоллско-фрамлингемскую группу быстро удалили из администрации те тайные советники времен Эдуарда («деловые люди»), которые отказались от Нортумберленда и провозгласили королевой Марию при ее приближении к Лондону, однако эти люди сохранили свое влияние при дворе, где Мария сталкивалась с общественным мнением разве что при посещении заседаний Тайного совета, а делала она это достаточно редко. Хотя королева старалась построить правительство «общего согласия», из которого исключили только радикальных протестантов и близких адептов Нортумберленда, при ее дворе доминировал радикальный узкий круг, усиленный вездесущими имперскими посланниками.

По сути, не затрагивая стратегической роли Габсбургов в предоставлении Поулу диспенсации для владельцев бывшей религиозной собственности, Марии пришлось навязывать Тайному совету три основные линии своего правления: свой брак, воссоединение с Римом и объявление войны с Францией. Ее слабость проявлялась в принятии решений, но не в их реализации. Однако позиции, которые относят к «упрямству» Марии, на самом деле, судя по всему, формировались при дворе. Поскольку на сегодняшний день не существует серьезного исследования двора Марии, обстоятельства остаются неясными[546].

За время своего правления Мария назначила 50 тайных советников, 30 из них – в течение июля 1553 года до вступления в Лондон. Ее Кеннингхоллский «совет» состоял из 18 членов; 12 человек привели к присяге по пути в Лондон, еще 12 присягнули в августе 1553-го, трое – в январе 1554-го и еще пять позже. 17 членов Совета назначили из числа тайных советников Генриха VIII и Эдуарда VI. Самыми видными среди них были Пэджет (лорд – хранитель Малой печати), Гардинер (освобожденный из Тауэра и произведенный в лорд-канцлеры), маркиз Винчестер (верховный лорд-казначей), графы Шрусбери и Пембрук, сэр Джон Гейдж, сэр Томас Чейни и сэр Джон Бейкер. Опытных герцога Норфолка и Тансталла восстановили в правах – ни один из них не представлял собой политического капитала, но чувство справедливости Марии требовало подобного шага. Нортумберленда и его сообщников, напротив, отдали под суд. Герцог и Гейтс отправились на плаху; Гилдфорда Дадли, Джейн Грей и ее отца казнили после восстания Уайетта. Кранмер был объявлен вне закона, но Мария посчитала, что главной статьей обвинений против него была ересь – в 1556 году его сожгли. И наконец, Сесил, пользовавшийся покровительством Пэджета, на короткое время оказался в тюрьме, тогда как Дарси поместили под домашний арест.

Пэджет быстро наладил работу Тайного совета в стиле последних лет правления Генриха. Большой орган сократили до основной рабочей группы советников. В любом случае приверженцы Марии не выдерживали сравнения с Гардинером, Винчестером, Пэджетом и сэром Уильямом Петре. Лишь 19 тайных советников посетили более 20 % заседаний за срок своего пребывания в должности. 13 человек посетили более 40 %, восемь – более 50 %, и только четверо участвовали в более 60 % заседаний. Средняя посещаемость заседаний в 1555 году составляла 12 %. Посещаемость в Суде Звездной палаты была немногим выше: в 1557–1558 годах состав суда насчитывал примерно 22 человека – 16–18 тайных советников плюс около четырех экспертов[547].

Из 19 работающих советников Марии 12 вошли в правительство 20 июля 1553 года или позже, когда заговор Нортумберленда рассыпался. При этом восемь человек из этих 12 уже были раньше тайными советниками. Таким образом, наблюдалась поразительная преемственность; опыт этих восьми «обязывал влиять на ведение дел королевы»[548]. В действительности Норфолк, Гардинер и Гейдж имели больше общего с Винчестером, Арунделом, Пембруком, Пэджетом и Петре, чем обычно представлялось. Худшие традиционалисты (вроде Норфолка, Гардинера, Арундела, Гейджа) были уложены на лопатки политикой, иными же словами – идеи 1540-х годов возродились снова. Однако различия между Пэджетом и Гардинером имелись: клерикализм Гардинера вызывал отвращение у его коллег, тогда как Пэджет озвучивал позицию пэров, купивших бывшую церковную собственность. В этом отношении взгляды Гардинера были ближе к точке зрения Марии, но превращение взглядов непосредственно в государственную политику требовало тяжелой борьбы.

Активным конфликтом правления Марии оставалось противоречие между ее советниками и придворными как отдельными группами. «Деловые люди» в Тайном совете полагали, что они, коллективно, представляют собой именно тех приближенных, которым следует определять политику; такая позиция предвещала перемену. Со времен падения Уолси политика строилась совместно Тайным советом и королевским двором. Фракционность, когда она существовала, раскалывала оба института, поскольку конкурирующие политики имели посты и там и тут. Потенциал для противостояния внутри режима Марии не стоит преувеличивать. Хотя недавняя тенденция состояла в том, чтобы институты двора и государства вместе управляли страной, правление Марии носило династический характер. Если бы она обладала изобретательностью, чтобы создать контрреформационную аристократию, поддерживающую ее власть на местах, то династических целей, вероятно, было бы достаточно. В сложившихся обстоятельствах оставался нерешенным сам вопрос, можно ли совместить ее строгий католицизм со светскими приоритетами приобретателей бывшей церковной собственности.